Выжить в лесу Междумирья - [49]

Вервольфы не понимали, почему отряд по-прежнему остается на их территории, а помахать им рукой никто не догадался. Напряжение нарастало. Порой вервольфы призывно выли: похоже, обращались за помощью ко всем окрестным оборотням.

Неизвестно, чем бы это закончилось, но принц наконец-то выбрался из шатра – на четвереньках, потому что походный шатер, несмотря на свое гордое название, был весьма маленьким. С полминуты Вельд по неизвестной причине продолжал стоять на четвереньках и смотрел на божий мир с явным удивлением.

Гномы, которые иногда после долгого пребывания под землей испытывали нечто подобное, сочувственно кивали. Верик сказал:

– Да, вот такие мы тут собрались, и всем нам от тебя что-то надо.

Глава 5 Путешествие бухгалтера

Чир удивленно посмотрел на объевшегося, икающего Джеймса и с нажимом повторил: – Чив-чив! Спасибо, Тимофей! Спасибо, друг!

Но Джеймс по-прежнему не догадывался, что тоже должен сказать спасибо, или, может быть, молчал из непонятного упрямства.

– Да я-то что, – ответил Тимофей, – только принес, прогулялся. А девчонкам расскажу, как пирожок с ливером вы энергично со всех сторон грызли и клевали и под конец Джеймс уже не мог говорить, но глазами показывал, что любимой, ненаглядной Ириночке и дорогой Кате он бесконечно благодарен… Нет, тогда они разревутся. Лучше сказать: мол, Чир и Джеймс не болеют, веселые, передают привет. Котлетку и хлебушек они на ужин скушают, если смогут, чебурек на завтра оставили, а оба пельменя и пирожок с морковкой так, между делом склюют. Все правильно?

Неожиданно Джеймс протестующе заурчал.

– Чив-чив! Малыш, не надо так сразу злиться. Тимофей вынужден немного фантазировать, потому что ты молчишь, но вообще-то он передаст Ирине любые твои слова.

– Можешь не сомневаться. Если даже забуду два-три слова, то смысл передам верно… или письмо напиши. Понятно, что ты сильно волнуешься, но мы с Чиром поможем.

– Ненавижу пирожок с морковкой! Ненавижу крольчиху! Ее счастье, что пирожок не с капустой, иначе я бы ее убил!

Чир и Тимофей грустно посмотрели друг на друга.

– Тима, помнишь, как мы с тобой всякое ели, что Коля из заводской столовой приносил, когда ему зарплату не давали?

– Разве такое забудешь… Я, пожалуй, на той неделе к вам не приду, пусть хоть как девчонки меня уговаривают. Ты пирожок с морковкой побереги, Джеймсу разгрузиться надо: где засохшую ягодку скушает, где травинку пожует.

– Ненавижу рыжего кота!

– Сказал бы просто, что котов не любишь. При чем здесь, что я рыжий?

* * *

Большими хлопьями падал снег. Можно сказать, что первый в этом году: однажды в воздухе уже летали редкие снежинки, но выглянуло солнце, и они исчезли.

Михаилу Петровичу не хотелось спать. Он стоял у раскрытого окна, полной грудью вдыхая холодный воздух… недостаточно холодный для его пылающей головы.

Какой прекрасной была сегодня крылатая женщина! Он поцеловал ее руку и невольно задержал в своей руке… как это невольно? Очень даже своевольно, грубо! Старый ловелас! Бесчестный, жалкий донжуан!

Благородная женщина сделала вид, что ничего не случилось, – вернее, кроткой улыбкой она простила его. Однако поморщилась, когда он положил на стол тетрадь со все еще недописанной первой главой романа. Разумеется, настроение у нее испортилось. Да и Тимофей что-то был не в духе, буркнул: «Как-нибудь без рыжего справляйтесь».

Неожиданно откуда-то появилась арфа, и фея начала играть, полузакрыв глаза и чуть касаясь пальцами струн. Душа Михаила Петровича погружалась в нежные волны волшебной музыки, обещающей исполнение желаний и прощение. Глаза затуманились, или комната действительно наполнилась туманом? Казалось, что арфа и крылатая женщина поют, но это было пение без слов – зачем слова чудесным существам из фантазий и снов!

Ирина и Катя с любопытством заглянули в комнату, но почему-то не захотели зайти и торопливо закрыли дверь. Фея больше не прикасалась к струнам, арфа играла сама. Музыка изменилась, она приглашала к танцу. Прелестные руки легли на плечи Михаила Петровича.

– Я ужасно давно не танцевала, но ведь вы не будете надо мной смеяться?

– Я тоже давно… со студенческих времен, – промямлил Михаил Петрович, мгновенно покраснев, его губы задрожали.

Нежная рука, которую он поцеловал, теперь гладила ему щеку – гладила, пока его губы не перестали дрожать.

– Я не знала, что вы были студентом… хотя, кажется, Сергей Юрьевич говорил.

– Да, я окончил университет, но учителем работал только несколько месяцев. Выяснилось, что у меня нет педагогического таланта. Я не мог заинтересовать детей, поэтому они скучали, ходили на головах.

– Жаль, что я не могу подарить вам немного от моего педагогического таланта, – улыбнулась фея. – На моих уроках детишки сидели бы не шелохнувшись. Я, кстати, тоже училась, но меня отчислили примерно со второго курса за плохое поведение.

– Как у вас строго. Я не слышал, чтобы из нашего университета кого-то отчислили за плохое поведение.

– Королеве приходится быть строгой с крылатыми девушками.

Михаил Петрович вдруг понял, что голова феи совсем рядом, ее роскошные локоны летят ему на лицо, и он ловко кружится в каком-то незнакомом танце.