Выстрел на поражение - [62]

— Элис, никогда больше не читай ответы на вопросы на межгалактических форумах. Мой сленг в сравнении с тем, что там можно вычитать — детский лепет.

— А что значит «трахнуться»? — сразила меня наповал виртуальная подруга.

— А в сети слабо помониторить? — усмехнулась я.

— Вы же сказали, чтобы я там не искала ответы на свои вопросы, вот я и спрашиваю.

— Ну, это… — прочистила горло я, почему-то стесняясь рассказывать Элис такие вещи. — Это когда у мужчины и женщины происходит интим…

— Под интимом вы подразумеваете секс? — добила своей прямолинейностью она.

— Подразумеваю, — согласно кивнула я.

— Кстати, интим на корабле, согласно всем установленным нормами инструкциям, не запрещается. Капитан только недавно меня об этом спрашивал.

— Что? — открыла и не закрыла рот я. — Капитан интересовался, можно ли на корабле заниматься сексом?

— Совершенно верно, — менторским тоном доложила Элис.

— Кобель, — бесконтрольно вырвалось у меня. — Я тебе займусь.

Какое-то разрушительное, доселе неведомое мне чувство захлестнуло, как цунами. Мне вдруг захотелось пойти к Просто Богу, врезать ему со всей дури ботинком по голени, а потом спросить: «Да какого хрена?»

Ему мало того, что было между нами два дня назад? Сколько еще раз надо удовлетворить этого полового гиганта, чтобы он не смел думать о других?

Черт, что со мной происходит? По какому праву я злюсь на него и предъявляю претензии? Он — свободный человек. А моя Шо сама ему сказала, что не готова к серьезным отношениям. Тогда почему так гадко на душе и так жжет в груди?

Я никогда не считала себя трусихой: не пасовала перед трудностями, не лгала, не изворачивалась и всегда говорила людям в глаза все, что думаю, но на Стэнли Стэнфорде все мои принципы тупо отключались. Я завралась перед ним по самые уши, я вела себя рядом с ним совершенно неадекватно, а самое ужасное, что я не могла себя заставить рассказать ему правду. Из малодушия ли, из страха, или тому была какая-то другая причина — я понятия не имею. Но от самой мысли, что мне придется рассказывая все, как есть, смотреть Просто Богу в глаза, у меня начинали потеть ладони и останавливаться сердце. И я как-то неожиданно поняла, что не хочу терять тот жалкий мизер, что у меня есть. Ведь когда он узнает правду — все закончится, почти и не начавшись. Не будет наших встреч в клубе, не будет его горячих губ и ладоней на моем дрожащем и обнаженном теле, делающих меня такой до глупого счастливой, не будет того совершенно детского ощущения восторга, будто я нежданно-негаданно нашла свою любимую и самую вкусную конфету на свете.

Меня всего этого лишат. А я не готова, абсолютно не готова отпустить то, что получила, пусть даже обманом. Во мне словно сидела какая-то маленькая жадная скряга, которая, судорожно прижимая к груди свою драгоценную находку, истерично вопила: «Не отдам. Мое.»

Не мое…

Шарлотта Ривз отлично это понимала, и она же, противореча самой себе, отмахивалась от доводов рассудка и говорила: «Да брось. Ничего противозаконного я не делаю. Ему хорошо, мне хорошо — кому от этого плохо?»

Наверное, я в этот момент даже не осознавала, что каждое мое действие, по закону сохранения импульса, равносильно отдаче при выстреле: чем больше начальная скорость заряда, тем энергия отдачи больше. Но кто думает о таких мелочах, когда в крови еще не остыл жар после нашего со Стэнфордом свидания, а всплывающие в памяти образы и обрывки слов разгоняют по твоему телу тяжелую волну мучительного томления, в которой ты вязнешь, как жалкая мошка, даже не пытаясь освободиться? Зачем? Ведь здесь и сейчас мне хорошо. Какая разница, что будет потом? Я подумаю об этом, когда оно случится.

Поднявшись с пола, я расстегнула сумку, собрала спрятанный в ней по частям «Брайан», убрала его в сейф, а потом стала раздеваться, готовясь ко сну. Выходить из каюты я сегодня не собиралась. Помылась я дома, есть на ночь — не приучена, а видеть Стэнфорда сейчас для меня равносильно фрустрации. Зачем себя мучить? Завтра я должна быть спокойной и хладнокровной, как скала.

Вот только закрывая глаза и выключая свет, я, хрен знает почему, успокоения не находила. В безликой темноте мне чудился низкий тягучий шепот Стэнфорда, и тело вспыхивало, словно спичка, ожидая прикосновения мягких мужских губ.

Неудивительно, что всю ночь мне снились развратные сны с моим и его участием, после которых я очнулась мокрая, возбужденная и злая, как голодный пес.

Мне нужно было срочно чем-то занять себя в пять утра, иначе до построения у меня крыша окончательно съедет.

Памятуя о графике дежурства, я не придумала ничего лучше, чем, закончив утренний моцион, отправиться на камбуз. Ведь как я уже поняла, приготовление еды напрочь отключает мозг от насущных проблем, а это именно то, что мне было нужно.

Мне.

Но кто сказал, что Стэнфорда это в малейшей степени интересует?

Как только дверь камбуза отъехала в сторону, на меня вместе с ярким электрическим светом как гром небесный обрушился приторно-сладкий голос босса:

— М-м-м, Ривз? Ты сегодня поздно. Хорошие сны снились?

Гад. Издевается? И откуда он вообще знает, что это я вошла, если стоит ко мне спиной, что-то смешивая в кухонном аппарате. Нюхом, что ли, чует?