Выстрел на поражение - [18]
Просто Бог повернулся вполоборота к новенькому стрэйнджеру, демонстративно указав на него пальцем:
— В доме не гадят. Сор из дома не выносят. Все вопросы личного и рабочего характера мы решаем в пределах этих стен. Потому что отныне мы — одна семья. Здесь мы можем ругаться до пены у рта и посылать друг друга в неизведанные дали Вселенной, но если кто-нибудь из вас, выйдя за пределы этого стрэйнджера, начнет стучать штабу СМК о том, что здесь происходит, я отверну ему башку собственноручно. Вопросы есть?
Вопросы? У меня, мать его, было много вопросов. Вот про «жить здесь» он что имел в виду? Я не поняла.
Словно читая мои мысли, Стэнфорд посмотрел на молчаливо стоящих в строю парней и добавил:
— Сегодня я отпущу вас пораньше, чтобы вы могли заехать к себе и собрать все необходимые вещи. График дежурства по камбузу и рубке будет установлен, начиная с завтрашнего утра. Выходные и отгулы согласуем позже, исходя из графика. Желающие покинуть команду, пока не поздно, есть?
Ответом на вопрос была гробовая тишина. Желающих свалить явно не наблюдалось. Да и с какой стати им быть, если Стэнфорд отобрал, насколько я успела заметить, только молодых и холостых офицеров, ну и меня к ним в довесок — подстарковатую, но зато незамужнюю?
Вот это финт. Мы так не договаривались. То есть это я теперь буду жить в компании десяти мужиков, на закрытом стрэйнджере, где к сортиру даже нельзя будет пройти в одних трусах? Облом. Облом полный.
— Все за мной, — скомандовал Стэнфорд, двинувшись к звездолету, и я, болтаясь в хвосте колонны, поплелась следом.
— Ривз, мы будем здесь жить, — восторженно прошипел мне через плечо Пол. — Вот это круто.
Да зашибись, как круто. Полу, жившему в общаге СМК, может, и по кайфу, а мне — прощай покой, тишина, личная душевая, не полезные, но вкусные чипсы, и да здравствует морковный сок. Застрелиться. И на фига, спрашивается, я так хотела сюда попасть?
Перед закрытой дверью подъемника Стэнфорд остановился, опять повернувшись к нам лицом.
— Войти в стрэйнджер можно только зарегистрированным системой безопасности членам команды. Для регистрации необходимо приложить к скан-идентификатору вашу ладонь. Компьютер занесет в базу ваши отпечатки, а я подтвержу их своим личным паролем. В дальнейшем вам достаточно будет просто приложить ладонь к корпусу — и корабль пропустит вас внутрь. Проникновение чужаков исключено.
Так уж и исключено? Я хмыкнула, видимо, излишне громко, вновь привлекая к себе внимание Стэнфорда. Насмешливо глядя исключительно на меня, он спросил:
— Есть сомнения, Ривз?
— Есть, — ну, вот и кто меня за язык дергал? Ну почему тебе, Шарлотта, везде нужно засунуть свой нос и все поставить под сомнение? — А если чужак просто отрежет вам кисть и приложит ее к сканеру?
Хотела бы я посмотреть, конечно, на того, кто попытается проделать подобное со Стэнфордом, но теоретически с кем-нибудь из нас такое вполне могло произойти.
— Датчики определяют не только ваши отпечатки, но и пульс, температуру тела и даже давление. Так что рука, взятая у трупа — не вариант.
— Отлично, тогда попасть на звездолет можно, просто приставив к вашей голове пушку.
Да что с тобой такое сегодня, Шарлотта? Ты уймешься?
Стэнфорд расплылся в улыбке и таинственно поманил меня к себе пальцем:
— Иди сюда, Ривз. Будешь брать меня в заложники.
Озвереть, как страшно. И как он себе это представляет? Аттракцион «Моська, завали слона»?
Напустив на лицо пустое безразличие, я вышла из строя, приблизившись к Стэнфорду почти вплотную.
— Ну, давай, Масик, действуй, — наклонившись ко мне, игриво шепнул Стэнфорд. — Не перепутай только яблочко с орешками, а то я что-то очкую.
Нет, ну не гад? Издевается? Где он прозвище-то это слюнявое вырыл — Масик? Он меня теперь так все время троллить будет? Хорошо хоть, никто из команды не слышит.
Я хмуро оглянулась на заинтересованно наблюдающих со стороны за мной и Стэнфордом ребят, а потом, выхватив из-за пояса бластер, ткнула дулом Просто Богу в бок.
— Руку на корпус.
— Ривз, ты с пушкой такая грозная. Я тебя боюсь, — продолжал потешаться надо мной Стэнфорд, и я, игнорируя его улыбочку, спокойно указала кивком головы на устройство считывания.
— Желание дамы — закон, — кланяясь и поднимая ладонь, изрек он.
Клоун.
Его пальцы успели только легонько коснуться сверкающей обшивки стрэйнджера, как корпус звездолета засветился десятками огней, превращая груду холодного металла в какого-то ожившего монстра.
— Уровень угрозы — один, — завыл непонятно откуда модулированный голос электронной тетки. — Объект опознан. Шарлотта Ривз, вы угрожаете оружием капитану Стэнфорду. Опустите бластер и отойдите от него на безопасное расстояние, иначе я буду вынуждена вас ликвидировать.
Сглотнув, я медленно опустила голову, обнаружив у себя на груди россыпь красных огоньков от лазерных прицелов. Корабль основательно держал меня на мушке. Дернись я — и он превратит меня в решето.
— Шарлотта Ривз, шаг назад, — снова приказал тот же женский голос.
Вашу космическую флотилию. Компьютер стрэйнджера подключен к межгалактической базе СМК. Иначе как бы он смог опознать меня так быстро?
Вы молоды, умны, здоровы, полны сил и надежд? Думаете, что крепко держите руль собственной жизни в своих руках, что можете изменить судьбу только потому, что в вас есть стержень и упорство, способное свернуть горы? Заблуждение. Кто-то мудрый и всесильный все давно решил за вас. Скажете — ерунда? Не стану никого разубеждать. Я тоже так говорила, пока мою жизнь не изменил один-единственный танец…
Стоит ли прощать обидчика, когда благодаря ненависти к нему и желанию убить у тебя есть цель и смысл жизни? Нужно ли отвечать злом на зло, если только жажда возмездия способна заполнить пустоту внутри тебя? Что есть прощение — высшая милость или самая изощренная месть? И знает ли тот, кто переступает черту, что у сладкой мести всегда есть обратная, горькая сторона — уничтожая врага, ты уничтожаешь и свою душу тоже?
Он ненавидит дождь. Он не знает жалости. Он не ведает что такое любовь. Он жестокий темный император. Но однажды, ненавистная стихия, та что всегда только отнимала, решив загладить свою вину, преподнесет ему бесценный дар.
Таких, как Бенджамин Хоккинс Третий, называют «золотыми» мальчиками, и говорят, что они родились с серебряной ложкой во рту. Их жизнь расписана наперёд. Им завидуют, подражают. Их всегда окружает богатство и успех. А у таких как Хок Бернс есть лишь один шанс стать звёздным легионером, чтобы написать свою жизнь с чистого листа: просто выжить. Спросите, что общего может быть у отпрыска богатейшего рода планеты Аэртон Бенджамина Хоккинса Третьего и звёздного бродяги, дрэйкера Хока Бернса? Судьба! Та самая, от которой невозможно убежать даже на другой конец Вселенной.
Они вышли из красного тумана — исполины, застилающие плечами синее солнце Нарии, жестокие воины без сердца и души. У них много имен — Оддегиры, пустынные люди, демоны мира песков. Они утопили мою землю в реках крови, уничтожили мой народ, стерли с карты неба все звезды жизни, осталась лишь я — последняя сумеречная. И я должна бежать, забыть свое имя и суть, что бы выжить… Но камень высшего эорда брошен, и Эгла уже плетет свою нить, соединяя мою жизнь воедино с тем, кто стал моим проклятьем и моей судьбой.
АннотацияСтоит ли прощать обидчика, когда благодаря ненависти к нему и желанию убить у тебя есть цель и смысл жизни? Нужно ли отвечать злом на зло, если только жажда возмездия способна заполнить пустоту внутри тебя? Что есть прощение — высшая милость или самая изощренная месть? И знает ли тот, кто переступает черту, что у сладкой мести всегда есть обратная, горькая сторона — уничтожая врага, ты уничтожаешь и свою душу тоже.
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.