Высотка - [20]

Нет, не книжки по семейной терапии и не техника установления доверительного контакта (какой кошмар, психологи и правда этим занимаются?), а формальные, сугубо теоретические вопросы. Например, механизмы зрительного восприятия. Почему сетчатка плоская, а мир воспринимается трехмерным? Или вот: за ночь мы видим десяток снов, но запоминаем в лучшем случае один-два. Зачем же остальные? Верно ли, что мы ничего не забываем, а только теряем ключи к нашим воспоминаниям? И почему образы памяти такие неточные? Чем важнее событие, тем более искажен его образ, утверждал один переводной авторитет. Память человека пристрастна и в этом ее огромное преимущество, добавлял другой, а я подчеркивала карандашом, переписывала в тетрадочку.

(Пожалуй, этим можно было заняться на досуге. Всяко лучше, чем сурик синтезировать.)

Ну и, конечно, психологические тесты, которых психологи наплодили предостаточно, на все случаи жизни. Я терпеливо отвечала на вопросы, ставила галочки, подсчитывала баллы… И что в итоге? Ничего утешительного — эгоцентричная, инфантильная, этически неразвитая личность, склонная к демонстративному поведению и — о ужас! — с явным истероидным компонентом. Повышенный IQ в графе «интеллект» уже не радовал, а настораживал. Нечто похожее, но другими словами, я неоднократно слышала от мамы. Доведенная до бешенства, она однажды бросила мне — ты пустышка, пустельга. Бог тебя ничем не обделил, кроме сердца. Способности — да, но к чему ты их приложила? Прокатиться с ветерком, а саночки пусть везет другой. Сколько лет угрохала на тебя Татьяна Александровна!.. Ты хоть раз о ней подумала за последние год-два? Трудно было навестить?.. Я уже не говорю о нас с отцом… Куда все делось?.. Человек, живущий для только для себя, Ася, черпает воду дырявым ведром. Трудно тебе будет, когда ты это поймешь…

У того же Фрейда избыточная любовь к себе носила более эстетичное название — нарциссизм. Я пролистала великого психоаналитика, потом двух его последователей, потом остальные книжки, выданные мне библиотекаршей, и утешилась. Поняла, что в них нет ничего такого, что было бы недоступно человеческому уму. Ни критерия Даламбера-Коши, ни дифракции Фраунгофера, ни эффекта Черенкова. Занимаясь психологией, можно было в свое удовольствие лететь с горы на саночках, и никаких подъемов, разве только для тренировки, чтобы мускулы не атрофировались. Человеку с естественнонаучным образованием, коим я тогда себя считала, эта музыка должна даваться легко и непринужденно.

Все это я изложила Нинке, когда она вернулась с чайником и тарелкой эклеров.

— Звучит неплохо. А почему ты не рассматриваешь истфак? Ты ведь хотела когда-то.

— Истфак как таковой меня не привлекает, только история искусства. Я выяснила — у них на это отделение набор двадцать пять человек, из них максимум пять с улицы, остальные — блат. Нереально. Пять человек со всей страны! Я не могу позволить себе не поступить, понимаешь?

— Честно говоря, не очень. И кто тебе сказал про блат? Гарик?

— Да ну тебя. Чуть что сразу Гарик, как будто мне поговорить больше не с кем!

— Гарик всегда в курсе. Посоветуйся с ним, он лицо заинтересованное. Как у него дела, кстати?

— Как обычно, — буркнула я, — первый ученик, страстный ботаник, надежда курса и вообще полное комильфо куда ни ткни.

— Хм, неласково. Чем он провинился на этот раз? Опять предложение сделал? Которое по счету?

— Нинка, поделись секретом, ради чего люди женятся? Чего им для счастья не хватает?

— Боюсь, мой опыт тебе не подойдет. Поженились, потому что хотели быть вместе. Какая могла быть жизнь в комнате с тремя соседками?

— А какая она может быть с родителями мужа, его сестрицей и двумя малолетними детьми?

— Не представляешь — замечательная, — сказала Нинка и опять засмеялась. — Особенно когда дети спят, вот как сейчас.

Я просто не знала, с какой стороны ее ухватить, она ускользала от любого вопроса. Круглая, как мячик, разноцветный детский мячик, в воде не тонет, в огне не горит, и все-то у нее хорошо и просто, как в букваре. Мама мыла раму.

— Что тебя, собственно, пугает? Домашнее хозяйство?

— Понимаешь, я пытаюсь представить себе… Вот, в моей комнате какой-то мужик, он там постоянно, от него никуда не денешься, по ночам храпит… опять же носки, если верить фольклору…

— Не очень-то похоже на Гарика.

— Во-первых, Гарик храпит, уверяю тебя. Ой, что это я такое сказала, хи-хи.

— А я уверяю тебя, что рано или поздно храпеть будет любой мужчина.

— И еще мне не нравится… Как бы это сказать… Он пахнет недозрелыми семечками… или горелыми спичками… наверное, это феромоны какие-то… не могу привыкнуть…

Нинка изо всех сил старалась спрятаться за чашкой чая, но не выдержала и расхохоталась:

— Это твоя единственная претензия к Гарику?

— Конечно, нет! Терпеть не могу, когда меня поучают. Когда превозносятся, принимают решения о том, как мне дальше жить, куда пойти учиться, сколько детей заводить и в каком порядке…

— На твоем месте я бы не жаловалась, ведь у тебя недоразвита планирующая функция, это я цитирую твоего папу. А мой папа в таких случаях использует другое идиоматическое выражение — драть тебя некому.