Вышли в жизнь романтики - [25]
— …Хотим видеть вас не гостями, а подлинными хозяевами стройки. Недостатков у нас еще много. И трудности есть. Но вы ведь знаете, что приехали сюда не на праздник.
Потом прибывшим показывали поселок и разводили по общежитиям. Юля объясняла: самой большой сопке из тех, что окружают поселок, дали имя «Ленинградская».
— Если на нее залезть, так и Питер увидишь? — спросил кто-то из новеньких, и все засмеялись.
Приятно было услышать:
— А койки-то с пружинными сетками! Полотенчики выглаженные, чин чинарем!
— И цветы… Для нас старались!
— Попробуйте рукой: чайники горячие. Даже заварочка есть.
— Я и не ожидала…
— Так ленинградцы же, земляки!
Население поселка сразу выросло почти на треть, но «великое переселение народов» из палаток в щитовые дома не приостановилось, а усилилось. Костик не болтал. Сборка шла теперь безостановочно, почти каждую неделю комиссия из треста принимала новый дом.
— Только посмотрите, девочки, что я получила! — Ася Егорова в конце хлопотливого дня явилась в палатку и торжественно подняла над головой ключ.
— От комнаты! — с напускным равнодушием угадала Майка.
— От нашей комнаты! — бурно обрадовалась Нелли.
— Запишите адрес: Комсомольская, дом девять, комната пятая, — деловито сказала Лея. — Завтра после работы переберемся… — Она перевела дыхание. — Только вот что, девочки, комната на четырех.
Юля встревоженно пересчитала койки:
— Шесть…
— Считай пять. Руфе начальство предоставляет копку в общежитии н-тэ-эр. Плакать не будем. Все равно и без Руфы одной из нас придется… — Ася искоса скользнула глазами по лицам подруг. — Я бы не против, пусть пять коек, но комендант не разрешает.
В палатке стало тихо.
— Так как, девочки?..
Юля думала: «Пусть кто-нибудь другой, только не я. Боже мой, какая я эгоистка, но что же мне делать, если не могу оставаться одна? Раньше был Игорь, теперь он далеко. И что же? Оторваться теперь и от Аси и от Яди? Только что нашла друзей — и теряй?!»
— Что же, может быть, мне в другой дом? — спросила Ася.
— Ты бригадир! — бросила Манка и зачем-то принялась яростно колоть толстую еловую чурку.
— Брат так привык к нашей компании, — виновато начала Ядя. — Как в семью родную приходит.
— И Женя Зюзин тоже… — буркнула Манка.
— Тоже… — Ядя растерялась. — Женя ко всем приходит. — Она медленно заливалась краской. — Что ты хочешь этим сказать?
— А ничего! Ох и надоели вы мне! — Майка с размаху всадила колун в обрубок. — Ладно, бригадир, пиши Майку Веселову в другой дом.
Последний раз спали под промерзшим брезентовым сводом. Прощай, палатка, прощай, родная! Нет, не обманула ты тех, кого приютила в первые дни нелегкой жизни на Севере…
Облака, натянувшиеся с океана, плотно закрыли небо. Светало поздно. Моросил холодный дождь.
Сгорая от нетерпения, Юля с Ядей в обеденный перерыв шмыгнули на Комсомольскую (так называлась крутая улица, сползавшая от столовой к бане) и разыскали приземистый, только что оштукатуренный дом с цифрой «9» на забрызганной белилами дощечке у входа.
В длинном коридоре настежь распахнуты двери пустых комнат. На стремянках работают еще маляры, закрашивают кисточкой замеченные на стенах и потолке изъяны. Дорожка из толя оберегает свежий сурик полов. Подружки с любопытством заглядывают в комнату рядом с кухней. В ней ничего нет, кроме протянутых от стены к стене труб. Ой, горячие, чуть руку не обожгли! Сушилка. Очень хорошо: не будем вносить в комнаты грязь. Нет ничего хуже, чем надевать утром невысохшую спецовку: не лезет, топорщится, как короб.
На кухне аккуратная плита с конфорками. На полу подле нее прибит железный лист. «Интересно, можно ли здесь печь пироги? — прикидывает Ядя. — Праздник-то не за горами».
В просторной умывальной над шеренгой раковин сверкают начищенные краны. Юля, повернула один, он сердито заурчал, а потом сразу выбросил сильную струю воды; струя ударила в дно раковины и раздробилась на мелкие брызги. Какое это все-таки благо — водопровод! Умывайся сколько хочешь, в любую погоду.
Комната № 5 оказалась точно такой же, как и все другие, — в два окна, стены в веселеньких обоях со светло-зелеными узорами. С потолка свисает шнур с патроном, в простенке развернула свою железную гармошку батарея центрального отопления.
— Хватило бы места и для Майки!
— И я сейчас о ней подумала.
В сущности, это было весьма скромное и по размерам и по удобствам жилье, но и Яде, жительнице районного центра, и ленинградке Юле комната показалась прекрасной. Может, потому, что они невольно сравнивали сухой белый гладкий потолок с обгорелым верхом палатки, а вернее, потому, что дом этот и комнату эту собрали и отделали такие же новоселы, как и они.
— Ключ получили уже? — улыбнулась со стремянки в коридоре знакомая девушка-маляр. — Счастливые! Мы тоже скоро получим. Вносите койки, вещи, — посоветовала она, — а мы потом еще подкрасим в уголках. Иначе все расцарапаете.
— Спасибо!
К вечеру, когда перетаскивание тюфяков, коек, чемоданов и узлов было завершено, и стекла вымыты, и припасенный тюль, старательно выглаженный Ядей, прикрыл окна, а на лампочку красиво сел самодельный абажур, который из цветастого шелкового платка смастерила Нелли, комната приняла необыкновенно уютный вид.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».