Выше Эвереста - [39]

«Алувалиа и Пху Дорджи ушли. Через десять минут мы двинулись за ними. Я шел впереди. Боги приуныл, видя, что лезть трудно. Он делал каждое движение опозданием. Не успели мы отойти метров тридцать-сорок от лагеря, как он сел и сказал, что дальше идти не может. Ночью у него на теле появилась сыпь, и он отчаянно чесался. Боги совсем ослабел, потерял последние силы и не мог сделать ни шага. Он развязал соединившую нас веревку, попросил меня идти дальше и присоединиться к другой связке.

Я не раз задавал себе вопрос: правильно ли поступил, что оставил Боги одного. Решать ведь приходилось немедленно. Состояние Боги не внушало опасений, и он мог ждать нас в последнем лагере. Я рискнул подниматься в одиночку. Если будет трудно, всегда можно вернуться в последний лагерь. Потратив на размышления несколько минут, я решил идти. С тяжелым сердцем я попрощался с Боги.

Скорость ветра, достигала шестидесяти-семидесяти километров в час. Поскольку я шел один, приходилось сосредоточивать все внимание на местности и с осторожностью делать каждый шаг на остром ледяном гребне. Конечно, было страшно, но я не сдавался. Важнее всего было догнать Алувалиа и Пху Дорджи. Любая ошибка, каждый неверный шаг — и я мог свалиться и пропасть. Собрав последние силы, я двигался вперед. Мощные порывы ветра валили меня с ног, все труднее становилось сохранять равновесие. Стоять выпрямившись на «Острие бритвы» невозможно.

Идти дальше я не мог. Пришлось ползти на четвереньках, надев предохранявшие от обморожения пуховые перчатки. От ветра я кое-как спасся, но двигаться было трудно. Тяжелые кислородные баллоны, болтавшиеся словно маятники, били по спине. От последнего лагеря я отошел метров на сорок пять. Часы показывали 6 часов утра. Тусклое утреннее солнце не грело, а мороз при ветре казался еще сильнее.

Наконец я спустился по непальской стороне гребня метра на три и нашел небольшую площадку. Переведя дыхание, я достал рацию и хотел связаться с нижними лагерями, но у меня ничего не получалось. Тащить лишний груз на вершину было бессмысленно, и я закопал рацию в фирн. Крепко привязав веревкой кислородный баллон к рюкзаку, двинулся в путь.

Я видел, как Алувалиа и Пху Дорджи медленно идут вдоль правого склона черных скал. Мне приходилось двигаться по краю площадки, где камни переходили в снег. Под ногами качались мелкие сланцы. Пришлось идти то по камням, то, когда скользила нога, по снежной крошке. Часто нужно было рубить лед чтобы сделать захват для пальцев. Одолев метров двести, я почувствовал, что с кислородом что-то неладно, Стало трудно дышать, но я не знал, что придумать. Тряс головой, махал руками, стараясь привлечь внимание Алувалиа и Пху Дорджи. Снова начал карабкаться на черные скалы. Теперь попадались ступеньки и выступы, удобные для захвата руками, и подниматься стало легче. Пройдя еще метров двести, я оказался у «Желтых скал», по которым траверсировал примерно сто метров. Уже полтора часа я сражался в одиночку А затем заметил Алувалиа и Пху Дорджи, поджидавших меня у основания Южной вершины. Я с трудом верил своим глазам».

Рават привязался к нам в связку между Пху Дорджи и мной. По своей длине веревка была рассчитана на двоих, но мы действовали вопреки всем теориям.

Ветер трепал нас. Мы рубили ступени, но чем выше, тем неистовее становился ветер. Меня мучила жажда, но товарищи по связке, опустив головы, упрямо шли вперед. Я не смел просить их остановиться. Вместе с ними я двигался механически, а внутренний голос говорил: «Сдаваться нельзя, надо идти вперед, ты должен победить».

Приходилось медленно и осторожно обходить большие камни на Южной вершине. Мы не пошли через ее верх, а траверсировали метров двадцать влево, пока не добрались до узкой снежной ложбины, которую назвали «Индийским убежищем». Она находится на главном траверсе от Южного седла до «Камина Хиллари». С радостью мы увидели ее, так как это было единственное укрытие от ветра и здесь находилась маленькая площадка, где мы смогли остановиться и выпить фруктового сока.

Отсюда мы решили идти налегке, оставив банку с соком и баллон с кислородом, чтобы воспользоваться ими во время возвращения от «Индийского убежища» до последнего лагеря. В 9 часов утра двинулись в путь. На каждого у нас приходился один баллон с кислородом, которого должно хватить до вершины и возвращения к этой точке. Подачу кислорода отрегулировали на два литра в минуту.

Сейчас меня больше всего волновало, сможем ли мы пройти «Камин Хиллари» и спуститься по нему после восхождения на вершину. Вдруг «Камин» окажется непреодолимым препятствием и вырвет из рук победу, казавшуюся такой близкой. Спустившись по крутому склону метров на десять, мы оказались перед скалой и узкой тропой, которая вела к «Камину Хиллари» — почти вертикальной расщелине между скальной стеной и снежным карнизом, — препятствию, внушавшему мне ужас еще в те дни, когда меня зачислили членом экспедиции. Шедший впереди Пху Дорджи попытался пролезть по «Камину Хиллари», но ноги у него сильно скользили. Он вырубал ступеньку, осторожно ставил на нее ногу и снова соскальзывал. Его неудачи обескуражили и меня, но вот я увидел, как он дотянулся до верхнего края «Камина» ледорубом и глубоко загнал лопатку ледоруба. Затем медленно одолел «Камин». Он сказал Равату, чтобы тот поднимался другим путем, со стороны скал. Рават скользил, приходилось подталкивать его, а меня, шедшего последним, буквально подтянули наверх за веревку.