Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века - [104]

.

Тезису Годвина о возможности совершенствования Мальтус противопоставляет свою «отрицательную физикотеологию»[1108], в которой сформулированный Адамом Смитом принцип laissez-faire превращается в политику laissez-mourir[1109]. Мальтус убежден в существовании божественного закона природы, поддерживающего равновесие между величинами «народонаселение» и «производство продовольствия», растущими с разной скоростью. Если общее количество продовольствия, имеющееся в распоряжении у человечества, растет лишь «в арифметической» прогрессии (т. е. линейно), то население – в «геометрической» (т. е. экспоненциально) в силу непреодолимости полового инстинкта человека[1110]. Из этой предпосылки Мальтус выводит свой lex naturae, согласно которому неизбежно постоянное возникновение «препятствий» (checks) демографическому росту[1111]. Так, «нищета и пороки» (misery and vice), по мнению Мальтуса, наиболее эффективно регулируют уровень народонаселения, «естественным образом» поражая именно бедных[1112]. В сочетании с другими бедствиями, такими как эпидемии и голод, они уравновешивают численность мирового народонаселения с общим количеством продовольствия[1113]. С точки зрения Мальтуса, человеческая жизнь представляет собой вечную «борьбу за существование» (struggle for existence)[1114], полную эгоизма, конкуренции и сословной вражды, непрерывный круговорот сменяющих друг друга фаз: демографического роста, вызванных регулирующими «препятствиями» кризисов и сокращения народонаселения. Таким образом, общественное неравенство регулирует численность населения и удерживает человечество на «минимальном уровне необходимых средств к существованию ‹…› служащем постоянным стимулом к добродетельной и умеренной жизни»[1115]. Согласно отрицательной антропологии Мальтуса, человек «косен, ленив и склонен к праздности, пока нужда не заставит трудиться»[1116]. Лишь необходимость постоянно удовлетворять половой инстинкт и потребность в пище, наряду с необходимостью противостоять нужде и нищете, заставила человечество подняться до уровня цивилизации.

Есть некая (непреднамеренная) ирония в том, что главным источником вдохновения для эволюционной теории Дарвина стала именно мальтузианская теория народонаселения, утверждающая неизменность социально-экономических и антропологических данностей. Из трактата Мальтуса Дарвин почерпнул идею несоответствия между экспоненциальным размножением организмов и ограниченностью природных ресурсов, делающего борьбу за существование «неизбежной»:

Борьба за существование неизбежно вытекает из быстрой прогрессии, с которой все органические существа стремятся размножиться. Каждое существо, в течение своей жизни производящее несколько яиц или семян, должно быть уничтожено в каком-нибудь возрасте своей жизни, в какое-нибудь время года или, наконец, в какие-нибудь случайные годы, иначе в силу принципа размножения в геометрической прогрессии численность его быстро достигла бы таких огромных размеров, что ни одна страна не могла бы прокормить его потомства. Поэтому, так как производится более особей, чем может выжить, в каждом случае должна возникать борьба за существование либо между особями того же вида, либо между особями различных видов, либо с физическими условиями жизни. Это – учение Мальтуса, с еще большей силой приложенное ко всему растительному и животному миру ‹…›[1117].

Итак, при помощи метафоры борьбы за существование Дарвин обозначает сложные отношения между организмами одного или разных видов, а также между организмами и окружающей средой, результатом которых становится естественный отбор. Смысловые оттенки понятия struggle for existence в рамках своей теории – иными словами, подразумеваемые под ним эволюционные процессы – Дарвин поясняет так:

Я должен предупредить, что применяю этот термин в широком и метафорическом смысле, включая сюда зависимость одного существа от другого, а также включая (что еще важнее) не только жизнь одной особи, но и успех ее в оставлении после себя потомства. Про двух животных из рода Canis, в период голода, можно совершенно верно сказать, что они борются друг с другом за пищу и жизнь. Но и про растение на окраине пустыни также говорят, что оно ведет борьбу за жизнь против засухи, хотя правильнее было бы сказать, что оно зависит от влажности. Про растение, ежегодно производящее тысячу семян, из которых в среднем вызревает лишь одно, еще вернее можно сказать, что оно борется с растениями того же рода и других, уже покрывающими почву. Омела зависит от яблони и еще нескольких деревьев, но было бы натяжкой говорить о ее борьбе с ними потому только, что если слишком много этих паразитов вырастет на одном дереве, оно захиреет и погибнет. Но про несколько сеянок омелы, растущих на одной и той же ветви, можно совершенно верно сказать, что они ведут борьбу друг с другом. Так как омела рассевается птицами, ее существование зависит от них, и, выражаясь метафорически, можно сказать, что она борется с другими растениями, приносящими плоды, тем, что привлекает птиц пожирать ее плоды и, таким образом, разносить ее семена. Во всех этих значениях, нечувствительно переходящих одно в другое, я ради удобства прибегаю к общему термину Борьба за существование