Выродок - [11]

Однако, полицейские вместо того, чтобы пройти по улице дальше, подошли к парадной двери и стали колотить в неё с криками:

- Откройте! Именем закона!

"Надо сматываться", - решил Франц и рванулся обратно в кухню к кошачьей дверце. Тут ему впервые пришёл в голову вопрос: а где же, собственно, сам пьяница - хозяин дома? Может быть, он спит в другой комнате, до которой Франц не успел добраться? Но разве можно спать, когда тебе в парадную дверь колотит полицейский? Выходит - его дома нет...

Тут взгляд Франца упал на тлеющие в печи угольки. Пьяницу надо наказать! Он схватил печной совок и щедро сыпанул угольков на какие-то тряпки, валяющиеся в углу. Сам же бросился к кошачьей дверце. Пока полицейские колотят в парадную дверь и наблюдают за окнами, он успеет скрыться.

Но не тут-то было! В темноте он споткнулся о свой узел с чашками и сковородкой и устроил дикий шум. Полиция, тут же оставив в покое парадный ход, кинулась к чёрному.

Через пару минут всё было кончено. Франца крепко держал за локоть высокий усатый полицейский и строго спрашивал:

- Где они? Где те, с кем ты работаешь? Скрылись? Где их логово?

- Я ни с кем не работаю, - гордо ответил Франц, - я сам решил помочь.

- Кому? Кому помочь? Кто тебя просил?

Конечно, Францу не поверили. Наказать его было невозможно, учитывая его малолетний возраст. Поэтому его просто передали с рук на руки дежурной в тот вечер в приюте сестре Августе.

- Представляете, - негодующе говорил усатый полицейский, - он мало того, что пытался украсть из дому счетовода носильные вещи и посуду, так он там же ещё хотел пожар устроить! Вам надо получше, сестра, следить за вашими воспитанниками!

- Пожар?! - у сестры Августы округлились глаза и отвисла челюсть.

========== Глава VII ==========

В следующий миг у Франца зазвенело в ушах от ругани монахинь. Он не мог разобрать их причитаний, помнил только увесистый подзатыльник, затем Августа ухватила его за ухо, и, бормоча "Ах ты, маленький ворюга!", повела в чулан.

- Посиди здесь, подумай! - послышался голос монашки, - вот же дьяволёнка нам подсунули... Весь в свою мамашу!

- Я не вор! - закричал Франц, - я просто хотел, чтобы всё было по-честному! Больному мальчику и его маме нужно вернуть вещи!

Но дверь захлопнулась, и его как будто не слышали. Францу и в голову не могло прийти, что его примут за вора.

Его охватило жгучее чувство несправедливости. Он хотел выложить всё, что думает и о монашках, и о полицейских, которые его схватили за то, что он помогал несчастному мальцу. Нет уж, он это так не оставит!

В следующий миг на дверь обрушился целый град ударов. Франц словно обезумел. Ему хотелось выломать дверь, сбежать и завершить начатое. Но вскоре он утих, как будто смирился со своей участью. Он мог различить голоса сестёр.

- Это демон просто! Это ж какую змею мы пригрели! Пожар хотел устроить!

- Господи!.. Такой маленький, а уже такое творит! Ну да, с такой-то мамашей...

- А кто его мать? - кажется, это вмешалась Франческа, которую Франц помнил крайне смутно - она возилась с младенцами в отдельном крыле.

- Да эта... Тварь из Тироля... Её сюда шесть лет тому назад из Инсбрука привезли. Столько людей угробила... Гореть ей в аду!

"Инсбрук... Так вот, откуда она родом", - понял Франц.

- Вглядитесь. Похож?

- Одно лицо! - воскликнули сразу два голоса.

В следующий миг Франц, как ни прислушивался, не мог различить бормотания монахинь. А жаль - ему так хотелось узнать, кто его мать! Какое-то время он считал таковой Фриду, но теперь понял, что его мать сидит в тюрьме. Судя по всему, за страшное преступление. А его теперь из-за неё гнобят в приюте! Жгучее чувство ненависти обжигало Франца изнутри. Как так? Разве он в чём-то виноват? Разве он что-то сделал другим людям? Нет, так почему его называют "выродком"?

- Ненавижу тебя, мамаша! Ненавижу! - зашипел Франц, сев на пол.

Долгое время он провёл в кромешной тьме, не издавая ни звука. Его волновало теперь совершенно другое - Франц. Тот самый маленький заморыш, которому он так и не смог помочь! Ну уж нет, он завершит начатое, и никто ему не помешает!

Мальчик сидел в чулане тихо, как мышь, и вечером, когда его выпустили, вёл себя абсолютно обыденно, словно и не случилось ничего. Но это и насторожило монашек. Они знали, что если Нойманн ведёт себя тихо, быть беде. Они тщательно наблюдали за ним, ночью дежурная постоянно смотрела в сторону спальни, заглядывала туда, но Франц спал, как убитый. Уже в половине второго она зашла в спальню и осторожно наклонилась над кроватью. Вдруг Франц вместо себя просто положил груду вещей, а сам смотался в ночи? Но нет, мальчик был на месте, и когда над его лицом провели рукой, недовольно заворчал. Так прошёл час, другой, третий. Никому и в голову не приходило, что Нойманн и не думал засыпать. Уже когда часы внизу пробили четыре, он осторожно поднялся, и, выглянув в коридор, убедился, что никого нет. Дежурная прикорнула на своём посту, а значит, никто не помешает ему завершить задуманное.

Прокравшись на вахту, Франц стал выискивать ключи. Здесь их было великое множество: от спален, от бытовки, от кухни, от чулана... Чёрт возьми! По закону подлости нужный ключ где-то на дне этой самой горы! Ему казалось, что дежурная вот-вот проснётся и обнаружит, что Нойманн сбежал (в который уже раз). Вот тогда его опять запрут в чулане. Франц, наконец, нашёл нужный ключ, который узнал по захватанной мокрыми руками бирке и полустёршейся надписи. "Прачечная", подумал Франц.