Выходим на рассвете - [18]

Потом гул пушек послышался слева. Уже стало известно, что русские наступают. Было приказано подготовиться отразить их. Но вдруг поступил приказ — оставить позиции и переходить на другие. Под жарким солнцем колонна полка потянулась по извилистой горной дороге. Вдруг по колонне пронесся слух: русские зашли с флангов, окружают. Все заспешили, обозные повозки и артиллерийские упряжки катили рысью, обгоняя пехоту, торопливо шагавшую вразброд. К концу дня в обгон колонны промчалось несколько конных, заставляя солдат шарахаться. Кто-то крикнул: «Казаки!» Поднялась паника, кто бежал вперед по дороге, кто — в сторону. «Направо, в кусты!» — дал Гомбаш команду своим солдатам, и те мгновенно исполнили ее. В лесу он проверил наличие людей. Оказалось, восемь человек делись неизвестно куда. «Ну, пропала моя голова, — расстроился Гомбаш, — как я покажусь на глаза командиру роты?»

— Пойдем лесом, стороной от дороги! — сказал он своим людям. — А то на дороге, возможно, и в самом деле русские.

Солдаты послушно пошли за ним.

Стемнело. Пробираться в лесу становилось все труднее. Гомбаш боялся сбиться с направления, которое он знал лишь приблизительно. Солдаты устали, проголодались.

Видя, что его воинство окончательно пало духом, Гомбаш приказал остановиться на ночлег. Все улеглись под деревьями. На всякий случай Гомбаш поставил часовых, лег и заснул каменным сном.

Он проснулся рано утром, от тихого, вполголоса, разговора двух солдат-словаков. Они говорили на своем языке, но за время, что прослужил в разноязычной австро-венгерской армии, Гомбаш уже научился понимать речь каждого своего солдата.

— Послушай, Яно, — говорил один из словаков другому, — клянусь пресвятой девой — где-то неподалеку палят свинью!

— Неужели? — удивился другой. — Тебе это, должно быть, мерещится с голоду. Может быть, ты только что видел это во сне?

— Э, нет, наяву! У меня на эти дела особый нюх. Если где-нибудь пахнет жратвой — учую сразу же.

— Но где здесь, в этом чертовом лесу, может найтись свинья? Неужели кто-нибудь, посланный богом, готовит ее специально для нас?

— Не знаю. Но то, что палят свинью, и палят поблизости, — ручаюсь.

Гомбаш поднял голову и вмешался в разговор:

— Как по-вашему, далеко ли это? — спросил он солдата, учуявшего пропитание.

— Тянет ветерком в нашу сторону, господин унтер-офицер, — откликнулся тот. — Смею доложить, не больше как с полкилометра… И еще, добавлю с вашего позволения, свинью уже кончают опаливать. Под конец, знаете ли, уже начинает отдавать не щетиной, а поджаренной кожей…

— Ладно, не растравляйте нам прежде времени аппетит, — усмехнулся Гомбаш. — Лучше сходите-ка да посмотрите. Может быть, что-нибудь достанется и на нашу долю.

— Слушаюсь! — Солдат поднялся и ушел. А его собеседник, повернувшись к Гомбашу, сказал со вздохом:

— Вот мы скитаемся по дебрям, как дикие люди, а кто-то, как и полагается цивилизованному человеку, готовит себе пищу на огне.

— Потерпите, — посоветовал ему Гомбаш, — и мы найдем этих цивилизованных людей.

Прошло не более десяти минут. Затрещали ветви, и посланный на разведку солдат подбежал к Гомбашу:

— Господин унтер-офицер! Свинью палят русские!

— Русские? Где?

— Внизу, у дороги. Там хутор, два домика, русский обоз и полевая кухня. Они готовят себе завтрак.

— Господин унтер-офицер! — вдруг осмелев, заявил другой словак. — Нам ничего не остается, как сдаться в плен!

— А если нас увезут в Сибирь? — испуганно спросил его товарищ.

— Не бойся, там тебя не съедят белые медведи.

— Но все-таки страшно…

— В Сибири меня не убьют, а на фронте — очень даже может быть. А у меня на шее пятеро.

— Надо сдаваться! — заговорили другие солдаты, разбуженные разговором.

— Где нам теперь искать своих?

— Господин унтер-офицер, а вы что скажете?

Гомбаш растерялся. Как он должен теперь поступить? Ответил осторожно:

— Если рассматривать вопрос юридически — мы отрезаны от своих. А это позволяет сложить оружие…

— Нет! — вдруг прокричал, срываясь, мальчишеский голос. Кричал самый юный во взводе солдат, гимназист из Шопрона.

— Сдаваться в плен — это измена императору! Я не пойду!

— Ну и катись ты со своим императором! — ответил ему кто-то из солдат.

— Катись! — поддержали и остальные.

— Что ж, — резюмировал Янош. — Итак — идем в плен. А кто хочет воевать дальше — пожалуйста. Но сдаваться надо с умом. Чтобы нас не перестреляли русские. Вот что, — сказал он словаку, который ходил в разведку, — у вас есть более или менее чистое полотенце?

— Найдется.

— Нацепите его на палку — получится белый флаг — и спускайтесь к русским. Вы — славянин, сумеете с ними объясниться. Скажите, что мы здесь и хотим сдаться. Спросите, что нам делать, и возвращайтесь сюда.

Словак ушел и вскоре вернулся.

— Русские сказали, чтобы все шли к ним. И уже угостили меня своей кашей. И чаем.

— Ты хорош! — шутливо-сердито сказал кто-то из солдат. — Не мог подождать товарищей.

— Русские обещали накормить и вас. А свинья, которую они палили, уже в котле. Так что не следует опаздывать.

Колебаниям не осталось места. Даже верноподданный гимназист из Шопрона более не протестовал. Его аппетит оказался сильнее его преданности императору.