Выдающееся достижение советской науки - [7]

При этом не надо забывать, что слепо-глухота — это трагедия, а не занимательное цирковое представление. Но это оптимистическая трагедия, воспитывающая людей всегда основательнее, потрясая их души и заставляя их задумываться всерьез над собою, над своей собственной жизнью, над своим отношением к этой жизни.

Думаю, что столь же колоссально значение рассматриваемых нами сегодня фактов и для теории, в частности, для логики, для теории познания мира человеком, для диалектики в ее ленинском понимании. Лично мне посчастливилось больше десяти лет близко наблюдать работу А.И. Мещерякова и его чудесных воспитанников и по мере сил помогать им, и для меня несомненно, что это сотрудничество дало мне, как философу, бесконечно больше, чем сотни философских сочинений. Да, здесь как на ладони раскрываются тайны таких процессов, как формирование мышления, понятия, силы суждения, их природа прорисовывается тут в акте их рождения. Трудно отделаться от мысли, что достаточно тщательное научное описание фактов в их сцеплении и последовательности уже само по себе дало нечто вроде материалистического варианта гегелевской феноменологии духа… И меня нисколько но удивляет тот кажущийся несколько неожиданным факт, что наши слепо-глухие товарищи легко осваивают как раз общетеоретические понятия, общепсихологические, общесоциологические и философские категории.

Это просто лишний раз подтверждает ту истину, что подобные понятия образуются не как абстракции от различных частных сфер научного познания, но как активные формы работы ума, которые достаточно сформировать в одном-единственном «частном» случае. И если человек научился разумно вести себя в одном случае, в одной сфере жизни и познания, то ему не требуется исследовать еще десятки «примеров», чтобы обнаружить в своем мышлении весь спектр определений чистого (в настоящем, в хорошем, а не в кантианском смысле слова) Разума. С понятиями социальной психологии произошло, видимо, то же самое. Секрет в том, что наши чудесные ребята с детских лет были вовлечены А.И. Мещеряковым в активную общественную жизнь и притом в таком сложном ее ракурсе, как борьба за создание комплекса для слепо-глухонемых. Это и сделало для них прозрачной сферу социальной психологии, то есть психики тех категорий людей, с которыми они сталкивались…

Я глубоко надеюсь, что нынешний Ученый совет сыграет важную роль в общественной и научной оценке того великого гуманистического, нравственного и научного значения, которое содержат в себе материалы многолетней героической работы Соколянского — Мещерякова, работы подвижников-педагогов Загорского интерната и работы наших чудесных ребят-студентов. Мне кажется, что наука может получить от них гораздо больше, нежели она сама пока способна им дать, — обмен тут явно неэквивалентный. Поэтому наш долг — сделать все возможное, чтобы создать необходимые условия для дальнейшей их жизни и работы. Надо решительно развеять те обывательские предрассудки, которые сложились вокруг проблемы слепо-глухонемоты и так сильно мешали при жизни Соколянскому и Мещерякову, — и прежде всего тот взгляд, согласно которому слепо-глухонемота — это всего-навсего редкий (по счастью) дефектологический казус, объект жалости и презрения, и только. Взгляд, по поводу коего Горький написал Ольге Скороходовой следующие гневные и прекрасные слова:

«Милая Ольга… Умница Вы. Правильно говорите: дьявольски трудно изменить психологию мещанина, человечка, в маленькой, но емкой душе коего слежалась и окрепла в камень вековая пошлость. Трудно убедить такого человека в том, что глухо-слепо-немота изучается — в конечном счете — для того, чтобы он стал менее [70] идиотом. Трудно заставить его понять, что он тоже глух, слеп и нем, но не по вине злой «игры природы», а вследствие личной его бездарности, его глупости»[3].

О некоторых теоретических аспектах проблемы говорил директор Института психологии АПН СССР профессор В.В. Давыдов: «Прошло много лет с тех пор, как И.А. Соколянский показал принципиальную возможность формирования сознания у слепо-глухонемого человека. Этот факт стал уже хрестоматийным. Подробности этого процесса излагаются в лекциях, популярных брошюрах. Вместе с тем событие, происшедшее еще до войны, а затем многократно воспроизведенное в практике исследовательской работы А.И. Мещерякова, может и должно получить сейчас глубокое теоретическое истолкование, результаты которого имеют принципиальное значение для всей психологии. Я остановлюсь на двух моментах: на вопросе, связанном с характером и ролью генетико-моделирующего метода в психологических исследованиях, и на вопросе, касающемся природы мышления.

Многие десятилетия в генетической психологии господствовал описательный метод. Он позволял достаточно точно фиксировать и изображать наличные, эмпирически очевидные особенности психики детей на разных стадиях их развития. Материалы, полученные с помощью этого метода, послужили основанием для формулирования ряда эмпирических зависимостей между календарным возрастом ребенка и уровнем его сознания, его интеллектуальной зрелости. И что парадоксально, накопление этих материалов приводило к выявлению довольно странного обстоятельства — к выводу о том, что психическое развитие не определяется обучением и воспитанием человека, а имеет свои специфические имманентные закономерности. Особенно яркое и убедительное выражение эта позиция получила в работах крупнейшего современного психолога Ж. Пиаже. Позиция, обескураживающая практиков. Надо прямо сказать, что с позиции описательного метода в принципе к иным выводам прийти нельзя.