Выдающееся достижение советской науки - [6]
И последнее. И.А. Соколянский и А.И. Мещеряков мечтали о создании центра или комплекса для слепо-глухонемых и притом в непосредственной близости от Москвы, от научных коллективов, способных обеспечить действенную помощь воспитателям и в то же время систематически наблюдать за их работой, извлекать из нее уроки и делать выводы. Без такого повседневного контакта теории и практики — а этот контакт возможен лишь в условиях специально организованного центра, образцово-показательного учреждения — дело жизни Соколянского — Мещерякова рискует заглохнуть. Этот вопрос надо ставить со всей остротой, ибо это не частный вопрос, который касается, скажем, Министерства социального обеспечения и может решаться с «собесовской» точки зрения, а вопрос принципиальный, затрагивающий самую суть нашего мировоззрения, нашего — социалистического гуманизма, нашего подхода вообще к проблеме человека. Идеологический, мировоззренческий, научно-теоретический аспекты тут бесконечно важнее всех ведомственных соображений и расчетов…»
Продолжая мысль академика Б.М. Кедрова, доктор философских наук Э.В. Ильенков сказал: «Когда А.М. Горький познакомился с первыми успехами Оли Скороходовой, тогда еще совсем юной девчушки, он увидел в них событие, сравнимое с величайшими завоеваниями человеческого разума в нашем столетии, серьезнейший шаг в решении задачи, которая для самого Горького была центральной задачей его собственной жизни, — задачи практического утверждения социалистического гуманизма на земле. Не больше не меньше. Позволю себе процитировать:
«Дорогой товарищ Скороходова!…Вы для меня не только объект изумительно удачного, научно важного эксперимента, не только яркое доказательство мощности разума, исследующего тайны природы, — нет!
Вы для меня являетесь как бы «символом» новой действительности, которую так быстро и мужественно создает наш талантливый трудовой народ — рабочие, крестьяне. Не так давно подавляющее большинство этого народа, обладая органами зрения, слуха и способностью речи, жило под каторжным гнетом самодержавия и капитализма тоже как слепое, глухое и немое. Но чуть только социалистически научно организованный разум коснулся этой многомиллионной и разноязычной массы, — она выделила и непрерывно выделяет из плоти своей тысячи талантливых и смелых строителей новой жизни. Вы понимаете, что это значит!»[1]
Что это? Поэтическое преувеличение художника, взволнованного необычно драматической судьбой девушки? Конечно же, нет. Это очень прозорливый взгляд человека, который благодаря своему многолетнему общению с Лениным прекрасно понимал, что подлинное богатство общества определяется не количеством вещей, а уровнем развития способностей созидающего эти вещи Человека.
Поэтому-то и на сферу воспитания и образования он смотрел всегда зоркими глазами гуманиста-ленинца, то есть как на ключевую сферу производства общественной жизни. Он ясно понимал, что это та самая сфера производства, в рамках которой создается основная производительная сила общества — сам человек, и что уяснение этого факта как раз и есть та грань, которая отделяет социалистическое мировоззрение от буржуазно-мещанского. Именно поэтому феномен Оли Скороходовой и обретал в его глазах значение всемирно-исторического масштаба. Четкость мировоззренческой позиции — вот что позволило Горькому проявить в данном случае столь удивительную теоретическую прозорливость: увидеть в феномене Оли Скороходовой ту далекую перспективу, которую не мог тогда разглядеть еще сам Иван Афанасьевич Соколянский. Цитирую снова:
«Дорогая Ольга Ивановна!…Я несколько раз собирался ответить, и — чувствовал, что не умею встать на один уровень с фактами, не нахожу слов, достаточно сильных и в то же время осторожных. Это потому, что Ваше письмо — чудо, одно из тех великих чудес, которые являются достижениями нашего разума, свободно и бесстрашно исследующего явления природы, которые, глубоко волнуя, внушают уверенность в силе разума, в его [69] способности разрешить все загадки в жизни и вне и внутри нас…
Фантазировать — не всегда вредно; мой друг, великий учитель пролетариата Владимир Ленин, защищал право фантазии на жизнь и работу. И вот, фантазируя, я разрешаю себе думать, что, может быть, гносеология — теория познания мира — со временем будет такой же наукой, как все другие науки, основанные на эксперименте…»[2]
Позволю и я себе капельку фантазии. Можно себе представить, какие слова мы услышали бы от Алексея Максимыча, окажись он сегодня среди нас, в этом зале. Лично я вынужден тут свою фантазию придерживать. Полагаю, однако, что и всем нам придется думать еще очень много, прежде чем мы сможем «встать на один уровень с фактами», прежде чем сможем «найти слова», эта факты адекватно описывающие…
Конечно же — и это представляется мне аксиоматически бесспорным после того, что мы сегодня видели и слышали, — работа Соколянского — Мещерякова чрезвычайно расширяет горизонты наших представлений не только и даже не столько о возможностях развития слепо-глухонемых, сколько о том интеллектуальном и нравственном потенциале, который таится в каждом так называемом «нормальном» человеке. В этом ее колоссальное нравственно-педагогическое значение для всех нас, для нашей педагогики, для нашей школы, для всей сферы воспитания и обучения.
На вопрос «Что на свете всего труднее?» поэт-мыслитель Гёте отвечал в стихах так: «Видеть своими глазами то, что лежит перед ними».Народное образование, 3 (1968), с. 33–42.
Как научить ребенка мыслить? Какова роль школы и учителя в этом процессе? Как формируются интеллектуальные, эстетические и иные способности человека? На эти и иные вопросы, которые и сегодня со всей остротой встают перед российской школой и учителями, отвечает выдающийся философ Эвальд Васильевич Ильенков (1924—1979).
В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.
В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.
В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
К 70-летию выхода в свет книги В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". Коммунист, 6 (1979), с. 47–60Последняя статья видного советского философа Эвальда Васильевича Ильенкова, внезапно скончавшегося 21 марта 1979 года.