Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать? - [59]

Вместе с внесудебной блокировкой сайтов Центризбиркому дали и удивительное полномочие по установлению «особенностей» выпуска и распространения агитматериалов на выборах в Госдуму.[266] Какие такие особенности может установить ЦИК, пока неизвестно: в норме есть только отсылка на «учет требований» закона, что вновь оставляет простор для интерпретаций правоприменителем.

Буквально в канун майских праздников 2021 года был отменен так называемый «день тишины» — запрет на предвыборную агитацию в день, предшествующий дню голосования, — при многодневном голосовании [267]. Запрет агитации сохранился только для самого дня (дней) голосования и субботы накануне дня голосования, если такой день будет один. Последнее, впрочем, кажется теперь маловероятным: слишком большие возможности открываются для организаторов выборов при трехдневном волеизъявлении. С одной стороны, отмена «дня тишины» при многодневном голосовании выглядит как техническая правка — в день голосования и так нельзя агитировать. Однако ничего не мешало установить такой запрет накануне дня начала многодневного голосования. Ведь его основная идея — это дать избирателю хотя бы день для того, чтобы принять обдуманное и взвешенное решение без постоянного информационного давления. Конечно, запрет активно нарушается, особенно при агитации в интернете, однако его полная отмена представляется преждевременной.

8. Иные запреты и ограничения. Были и другие изменения. К примеру, вместе с поправкой о «дне тишины» была отменена возможность обжалования отказа в регистрации кандидата в вышестоящую комиссию — теперь это можно сделать только через суд[268]. Подытожим: 2021 год оказался весьма «урожайным» на всяческие запреты, ограничения и дополнительную бюрократию, что в полной мере соответствует новому состоянию политического режима.

Аккурат после начала судебного процесса по признанию экстремистскими структур ФБК Алексея Навального 4 мая в Думу был внесен законопроект, предлагающий введение запрета баллотироваться на выборах в Госдуму лицам, «причастным к деятельности» экстремистской или террористической организации»[269]. Естественно, он был принят. Согласно запланированному. Запрет сформулирован максимально размыто: «причастность» может выражаться, в том числе, в финансировании (например, в отправке пожертвований), в консультативной и в иной помощи. Последнее вообще может включать в себя любое взаимодействие с «экстремистами».

Срок запрета составляет 5 лет с момента признания организации экстремистской для ее учредителей и руководителей и 3 года — для всех «причастных». Но главное, что этот запрет, как и нормы о кандидатах-иноагентах, имеет обратную силу. Для учредителей и руководителей организации он вступает в силу за 3 года до решения суда, для «причастных» — за 1 год. Иначе говоря, гражданин не может выдвинуть свою кандидатуру за «донат», отправленный год назад организации, которая только сейчас признана экстремистской. Никакой возможности предугадать такое развитие событий у гражданина нет. На момент совершения действия он ничего не нарушает, но через год оказывается пособником «экстремистов», пораженным в политических правах.

Видимо, нет смысла говорить, что такой запрет неконституционен многократно. Статья 54 Конституции однозначно запрещает придание обратной силы закону, устанавливающему ответственность. А лишение избирательного права, безусловно, является мерой ответственности. Не менее очевидно и то, что этот закон прямо направлен на исключение из политической борьбы ряда оппозиционных кандидатов и, тем самым, на ограничение конкуренции в ходе кампании.

Параллельно Дума VII созыва продолжала свои «людоедские» традиции. Помимо избирательных новелл в течение 2021 года был принят еще целый ряд репрессивных законов, которые расширяют возможности власти в борьбе с политической оппозицией с целью сохранения режима, а именно: закон о незарегистрированных общественных объединениях-иноагентах, закон о защите от цензуры соцсетей, закон о лишении свободы за клевету в интернете и закон об оскорблении ветеранов. Все эти новинки очень быстро начали использоваться по запланированному предназначению[270].

К 2022 году весь, казалось бы, хаотично накопленный набор нормативных актов, косвенно вытекающий из конституционных поправок и умноженный на произвольную правоприменительную практику, привел к «конфронтационной мобилизации». Шпиономания и поиск агентов иностранного влияния, как в советские времена, вновь стали механизмами регулирования политической и общественной жизни и искусственного сужения рамок дискуссии о путях развития страны. Под углом конфронтации начали переписываться учебные программы, пересматриваться программы научного сотрудничества и исторические нарративы. Во всех вузах страны появились должности проректоров по безопасности и прошло массовое увольнение преподавателей, излагающих независимую точку зрения.

Конфронтационная внешняя политика стала важнейшим фактором легитимации несменяемости власти и связанных с ней задач «внутреннего контроля», приобретающего все более жесткие формы. Важнейшей чертой официального российского внешнеполитического дискурса стала секьюритизация вопросов идентичности, то есть их политизация и возведение в ранг вопросов национальной безопасности. Внешняя политика стала инструментом конструирования национальной идентичности для российской элиты.