Выбор оружия - [81]

Главное, не допустить, чтобы пленный дольше, чем требуется, оставался в этой грязной, вонючей камере. В одиночке люди много размышляют, а в соглашении о перемирии есть пункты, которые не следует рассматривать слишком пристально. Стоило Томасу задуматься о возможной неудаче, и он увидел, как многое в этом плане важно лично для него. Фрир должен вытащить его из Кхангту, подальше от жуткого лагеря для интернированных, положить конец нелепой связи с Марго и упрочить служебную карьеру, не говоря уже об искреннем убеждении Томаса, что его затея действительно может стать первым шагом к отмене Чрезвычайного положения.

Он поспешил в свой отдел, хотя голова зудела от экземы и начали чесаться плечи, но хотелось поскорее взглянуть, не пришел ли приказ. Увы, ничего не было. Он вышел в соседнюю комнату — вся информация так и осталась неразобранной на столе Сена, — потом вернулся к себе, в нерешительности: нужно ли посылать вдогонку еще одну депешу и подчеркнуть, что его указания не терпят отсрочки? Нет, это неразумно. Сейчас самая трудная полоса, когда все уплыло из рук и осталось только одно — ждать.

Надо чего-нибудь выпить, и побольше. Он запер дверь и зашагал в клуб. Что же все-таки его больше интересует, собственная выгода или общие проблемы? Пока все силы уходили на то, чтобы завоевать расположение пленного, он мог увиливать от ответа, но теперь этот вопрос снова настойчиво вставал перед ним. Теперь он спрашивал себя: так ли уж он стремится помешать тому, чтобы в стране взяли верх политические идеи повстанцев? И пришел к выводу, что, безусловно, стремится, хотя вовсе не убежден, что народу будет хуже при новой власти; и, наоборот, знал, что, борясь против этих идей, будет заодно с теми, чьи действия очень далеки от справедливости и законности. Что ж, он готов признать, что нынешний режим предоставляет ему самому ряд привилегий и потому он, естественно, предпочитает перевороту реформы в рамках существующего порядка. Но он хотя бы знает свои слабые стороны, а это самое главное. Разные люди делают в игре разные ставки и по-разному смотрят на вещи, так разве можно доказать, что одна точка зрения правильнее другой. Хуже всего, когда люди притворяются, что они непогрешимы, и считают свои взгляды абсолютными, а есть и такие, что приписывают себе недостатки, которых у них нет. Большинство товарищей Фрира совершают первую ошибку, самого пленного можно упрекнуть во второй. Он не местный житель — их недовольство можно понять, — и все его попытки думать и поступать, как они, привели только к тому, что он предал и своих и чужих.

Не успел Томас зайти в бар, как появился Лоринг, он с надменным видом оглядел зал и подсел к Томасу.

— Празднуете? — спросил он с вызовом.

— Еще нет.

— А пора бы.

— Я свое дело сделал. — Уязвленный Томас сказал лишнее: — Жду дальнейших указаний.

— Я вижу, — Лоринг закурил, — что вы забыли наш уговор. Вы собирались добыть мне кое-какие сведения.

— Нет, не забыл; но все это приобрело слишком важное значение, чтобы…

— Чтобы побеспокоиться о таких пустяках, как оперативные данные, — с издевкой перебил Лоринг. — Но вы хоть добились того, что хотели?

— Надеюсь.

— Если вы смогли добиться таких важных результатов, что вам стоило выведать для меня несколько мелочей?

— Дело совсем не в этом. Человек может стойко держаться и не выдать факты, от которых зависит жизнь его друзей… А когда речь идет об общих проблемах, о справедливой и несправедливой политике, о его гражданском долге, он теряется и, если на него насесть, начинает противоречить самому себе.

— Чепуха! Уж раз он начал поддаваться, из него можно вытянуть все. Не виляйте, вы просто решили использовать его только в своих целях. Меня не провести вашими разговорчиками, что дело теперь идет о большой политике.

— Так же как вам не провести меня повышенным интересом к оперативным сведениям, — с хитринкой ответил Томас.

— Вам просто хочется, чтобы этот человек стал предателем во всех смыслах. Лоринг откинулся назад и нервно покачивался, заложив ногу на ногу.

— Выпьем еще по одной? — предложил он, криво усмехнувшись. Томас нехотя согласился.

— Вы правы, — внезапно сказал Лоринг. — Я хотел, чтобы он раскололся и сломился. Чтобы он помог нам убить этих туземцев, с которыми водится, чтоб он на коленях молил сохранить ему жизнь.

— Мне кажется, вы не на такого напали, — сухо заметил Томас.

— Знаю. — Лоринг отрывисто засмеялся… — Я же говорил вам, что произойдет, а? Вы настолько спелись с этой скотиной, что начали его защищать. — Он метнул на Томаса злобный взгляд. — Потому что не уверены в себе. У вас нет ни преданности, ни патриотизма.

Переход от раздражения к нескрываемой злобе произошел так быстро, что Томас, хоть и знал вспыльчивость Лоринга, был застигнут врасплох; и как прошлый раз, понял, что медлительность может быть истолкована не в его пользу.

— Для вас, — продолжал Лоринг, — Чрезвычайное положение только повод для разглагольствований, чтобы все видели, какой вы умный. Ничего, недалек час, когда вас схватит за горло, и тогда вы запоёте по-другому.

В ответ на враждебный выпад Лоринга Томас решил не оправдываться, а, наоборот, перейти в наступление.