Выбор натуры - [34]

– Что-то случилось, Андрей Андреевич? – спросил Павел.

– Нет, ничего, – рассеянно произнес Сараев, почесывая лоб, и добавил: – ничего хорошего. Очень может быть, что снимать я не буду.

Он поднялся. Тут же дернулся и Павел (была у него такая странная привычка), но Сараев его остановил ладонью. Он прошелся по комнате, вышел в спальню, отпил из фляги, вернулся, сел напротив Павла и довольно подробно изложил историю их с Прохором отношений: с киностудийных времен и вплоть до последнего визита Прохора с предложением работать вместе. Наконец-то он вслух выговорил свои опасения, естественно, умолчав о самом главном.

– Это несправедливо, – сказал Павел, когда Сараев закончил.

Тот, усмехнувшись, пожал плечами.

– Вы только не сдавайтесь! Это ведь ваш фильм вошел в список лучших фильмов всех времен и народов! (это «всех времен» Сараева так умиляло, что даже сейчас вызвало усмешку). Причем здесь Прохор? Гоните его!

– Легко сказать…

– Я знаю таких людей, Андрей Андреевич. Не обижайтесь, но вы человек мягкий, а он вас, как мама говорит, берет нахрапом. Видите, он уже и с продюсером вашим сам встречается. Если хотите знать мое мнение: вам нужно рвать с ним немедленно, прямо сейчас. Никаких сорежиссеров и точка! В таких случаях стесняться нечего.

Уходя, Павел оставил флягу, в которой оставалось пару глотков. Сараев их допил, посидел, подумал, потом всё-таки прилег на диване и уже стал засыпать, как до него с веранды долетел знакомый женский голос. Это был голос Насти Убийволк. Услышав, что в разговоре участвует соседка Наташа, он решил, что ошибся, но через минуту Настя постучала коротким дробным стуком в его дверь.

Она была где-то поблизости, а пришла – румяная, оживленная – потому что ей полчаса назад позвонил Павел и попросил подойти к Сараеву, чтобы они могли вместе поехать домой. Объяснил он это отсутствием у него денег.

– Деньги? – удивился Сараев. – Он мог бы взять у меня.

– Вот и я так считаю, – задумчиво промолвила Настя и стала звонить брату.

Отведя волосы и поджав губы, она приложила телефон к уху, и Сараев, пользуясь случаем, невозбранно и с удовольствием разглядывал ее ставшее сразу строгим лицо с ясными и, пожалуй, несколько суховатыми для ее возраста чертами.

Павел не отвечал. Настя подняла на Сараева глаза и дала отбой.

– Интересно, а вот вас еще удивляют люди, когда они что-нибудь такое выкидывают? – спросила она, помахивая телефоном. – Меня уже давно нет. А почему вы улыбаетесь?

– Я улыбаюсь?

– Ну да. Такой сдержанной, снисходительной улыбкой. Это, наверное, смешно прозвучало, да?

– Нет.

– Значит наивно. Или забавно. Как будто я повидала в жизни больше, чем вы.

– Да, прозвучало так, – согласился Сараев. – Ну, ничего, это дело наживное.

– А с другой стороны, разве такого не может быть? может, я такого навидалась…

– И чего же вы, Настя, такого навидались?

– Ну, мало ли. Вот возьми вам и расскажи. – Она спрятала телефон в сумку и застегнула замок. – Много чего. Стоя на Таможенной, чего только не увидишь.

– Настя…

– А что? Вы на Таможенной бывали?

– Ну, бывал, конечно. Проходил там.

– Все так говорят. А вы представьте меня – накрашенная, в ажурных чулках, с сигаретой… «Мужчина, огонька не найдется?»

– И когда вы всё успеваете? Церковь, Таможенная…

– Вот видите. Вас это удивляет как раз потому, что вы плохо знаете жизнь. Хоть и режиссер.

– Угостить вас сигаретой?

– Я бросила…

– А какие курили?

– Это неважно. Мне это нужно было для образа…

Вскинув голову, она размашисто приложила к губам два пальца с воображаемой сигаретой, чмокнула, отвела их и рассмеялась.

 

 

XXI

Сгущение

Павел так и не объявился. Сараеву бы в тот вечер остаться дома, но, проводив до остановки Настю, он спустился в подвал и там опять перепил. То же повторилось и на следующий день. Ложился он теперь опять поздно, проснувшись, шел в «Викторию» и поднимался из нее только чтобы поесть-поспать или прогуляться по окрестностям. Хозяйка Вика, глядя на него, вздыхала, сокрушенно качала головой и время от времени говорила:

– Андрей, может, пора остановиться?

– Пора! – радостно соглашался Сараев и уносил от стойки к столу очередной стакан.

За одну последнюю неделю он, кажется, встретил всех старых знакомых и обзавелся столькими же новыми. (С этими последними его более или менее размеренная жизнь приобретала крайне неряшливый вид, и в короткие минуты просветления он с ужасом думал о том, что будет делать, когда новые знакомцы начнут по ночам ломиться к нему домой.) Уже не раз было замечено: стоит только крепко запить, как тут же попадаешь в сплошной хоровод встреч и происшествий. Как будто само существование, до сей поры ровное и твердое, проседает под тяжестью запоя, и все, текшие прежде по своим руслам, ручейки и потоки устремляются вдруг в одну точку.

Однажды, прогуливаясь, он забрел дальше обычного и в подвале рядом с Тираспольской площадью встретил Максима. Тот стоял за спиной игравшего на автомате парня и, заметив Сараева, подсел к нему.

– Можете меня поздравить, – сказал он, – меня опять прогнали с квартиры. Буквально на следующий день после нашей встречи. Живу пока здесь, рядом, у приятеля.