Выбор Бога - [9]
белого льда-риса с частыми крапинами изюма в желтом море
топленого масла. Беседа шла о монастыре, затем о российской
действительности и трудной московской жизни. О не менее
трудной эстонской.
Каша закончилась. Олег с удивлением взглянул на пустую
тарелку.
– Попить хотите? – старушка Епифания уже была рядом, как
будто следила за обстановкой через стену.
– А что есть?
– Компот, чай, кисель… Кисель очень вкусный из наших яблок
и груш.
– Если можно, киселя, только немного, стаканчик.
Ольга принесла кисель. Не стакан и не чашку, а опять эмали-
рованную миску полную, до краев! Литр не меньше. Спорить или
что-то говорить сил и желания не было. Олег махнул рукой про
себя и принял из рук Ольги посудину. На мгновение, не больше,
руки их случайно соприкоснулись, и Олег вспомнил, остро и
24
заново ощутил то, недельной давности, его случайное
прикосновение к юному женскому телу, за которое он получил
удар поддых. Олег поднял на Ольгу глаза, но что здесь можно
было ожидать? Послушница улыбнулась ему, в третий раз
пожелала приятного аппетита и скрылась в кухне, а Олег вернулся
из мира душевных переживаний в мир реальный, где его ждал
кисель.
Кисель стоял на столе, колыхаясь, как студень, пить его было
невозможно, пришлось, есть ложкой. Попутно Олег съел еще пару
кусков хлеба.
Водители попрощались и ушли.
Олег закончил свой неожиданный обед, поднялся с некоторым
трудом, поблагодарил за вкусную и здоровую пищу в
приоткрытую дверь кухни и вышел на свежий воздух. Отды-
шаться нужно было… Состояние такое, будто после доброй
выпивки, мысли текли вяло, работа и жизнь были далеко.
Стояла столь редкая для Прибалтики и для конца августа те-
плая летняя погода. Олег взглянул на часы, полчаса еще не
прошли, и он присел на широкую скамью. Затем лег, свесив ноги
с торца скамьи, и практически провалился в сладкий
послеобеденный сон.
Проснулся он оттого, что на лицо упала какая-то тень. Олег
открыл глаза, рядом, заслоняя ему солнце, мешавшее увидеть
черты лица, стояла молодая женщина, и в золотом ореоле
солнечного света Олег не узнал, а угадал кто это. Он неловко
повернулся на скамье, пытаясь встать, правая нога затекла,
подвела его, и Олег упал со скамьи, успев подставить руки, да и,
по-любому, ударился бы не больно, падал не на дорожку, а на
мягкую землю. Вскочил на ноги. Ольга звонко смеялась, пока он
отряхивал от сухой травы брюки:
– Теперь мы квиты, ты меня уронил, я тебя! Не больно, наде-
юсь?
– Да я заснул, со сна как-то неловко повернулся…
– Меня Епифания отпустила воздухом подышать, с утра на
кухне готовить помогаю.
Олег уже успел заметить, что у послушницы вид усталый,
платок потемнел от пота и руки красные. Ольга, заметив его
взгляд, скрыла ладони под передником.
25
– Гостей сегодня много, – продолжила она. – Праздник боль-
шой – Успение пресвятой Богородицы. Любят гости приезжать
именно на этот праздник, местное начальство, из Таллинна
приехали тоже, не знаю кто, какие-то министры. Одного зовут
Эдгар, толстый такой, слышала, как он с настоятельницей
говорил. Тепло еще, яблоки, груши созрели, мед, грибы. Есть, чем
угостить. Наш монастырский престольный праздник в октябре
осенью, тогда уже холодно и не так красиво.
– А я по делам приехал, не знал, что сегодня Успение.
Они минут пятнадцать сумели поболтать как старые знакомые
о погоде, празднике и всякой всячине, пока Ольгу не позвала
Епифания.
Олег взглянул на часы, прошло уже около часа после его ви-
зита к Варнаве, и он сам направился к ее келье. Деньги были
готовы: хозяйственный пакет, полный аккуратно упакованных
одно-, двух- и пятикроновых купюр. Это была монастырская
специфика, прихожане жертвовали мелкими купюрами, Олег это
уже узнал во время прошлых расчетов. Еще он знал, что деньги
монашенки пересчитывали трижды, поэтому привычно отказался
считать их сам и поспешил к машине. В монастыре праздник, а
ему работать надо.
Ему было хорошо ехать назад. Накормили, денег дали. И еще:
все-таки Ольга ему не просто понравилась, он думал о ней всю
дорогу, вспоминал, как они болтали на пионерском расстоянии.
Но Олег успел раздеть ее взглядом раз десять за эти недолгие
минуты. В монастыре. Послушницу.
«Втюхался, втюрился», – весело думал он: «Ну, ты – придурок,
нашел в кого и где».
– Ну, ты – придурок, - подтвердил Слава Митрофанов, когда
Олег поделился с ним своей бедой или радостью, что в данном
случае одно и то же. – Что ты творишь? Это же монастырь! Ну,
неужели в миру баб не хватает?!
Митрофанов был человеком примечательным. Олег знал его
уже лет пять, Слава работал прорабом в дорожной фирме и
регулярно выполнял для «Ригеля» работы по укладке асфальта.
Он же – отец Вячеслав, служил протодьяконом в Успенском
храме уже знакомого читателю монастыря. По выходным,
26
конечно, семью ведь надо было кормить, а у Славы было трое
детей. И заканчивал заочно Духовную семинарию. То ли на
последнем, то ли на предпоследнем курсе учился... Олег и Слава
раньше, до развода Олега дружили семьями, могли и рюмку после
работы пропустить. Сейчас общались редко, окончание учебы,
рождение третьего ребенка и работа не оставляли Славе
свободной минуты. Но он откликнулся на просьбу Олега помочь в
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».