Выбор Бога - [6]

Шрифт
Интервал

стоящему, добрый доктор Сагайдачный пообещал Олегу, что

наркоз будет общий, сильный, но без особых последствий,

выяснил вес Лены и предупредил, что возможна некоторая

неадекватность после пробуждения больного.

До операции удалось пообщаться с Леной, она подуспокои-

лась, узнав, что растяжка будет под общим наркозом, о сверлении

пяточной кости и других подробностях Олег благоразумно

промолчал.

– Олег, очень тебя прошу!

– Что, Лена?

– Договорись с докторами, чтобы и ногу оперировали под

общим наркозом, – она уже узнала, что операцию ей, как обычно

собираются делать, отключив только нижнюю часть тела.

– Хорошо, договорюсь!

– И еще! Я не хочу, чтобы у меня был гипс, – Лена снова за-

плакала.

– Как это возможно?

– Не знаю. Но не хочу, с ума сойду. Он же тяжелый. Под гип-

сом все чесаться будет! Мне уже рассказали.

– Ладно, Лена, сделаю, все, что могу. Вечером встречаюсь с

Блиновым, скорее всего он и будет делать тебе операцию.

Пришла медсестра, покатила каталку с Леной в операционную.

Олег пошел следом.

– Мне Блинов разрешил присутствовать на операции!

– Пожалуйста! Мне не жалко.

Анестезиолог ловко сделал Лене инъекцию в вену. Шприц был

большой, а жидкость в нем, на удивление, мутная, как молоко.

Олегу показалось, что и пяти секунд не прошло, а его жена уже

мирно спала на каталке. Сагайдачный поднял веко больной,

коротко кивнул хирургу.

16

– Послушайте, – обратился Блинов к Олегу с плохо скрытой

под маской улыбкой, – снимите с больной колготки, вам это

привычней.

Олег стянул с ног Лены разорванные при падении колготки,

стараясь не тревожить сломанную ногу.

– Смелее, – подбадривал его хирург, – она ничего не чувствует,

доктор Сагайдачный сегодня постарался.

Затем Олег довольно безучастно наблюдал весь процесс

сверления – вставления – тампонирования – подвешивания –

растягивания. Он не любил болеть, делал это редко, в больнице

лежал второй раз в жизни, первый был еще в школе. А тут уже

как-то привык к больнице этой.

Хирург и медсестра работали слаженно и четко и закончили

все буквально минут за десять. Затем пришлось ждать еще

столько же, когда больная придет в себя. Сагайдачный посмотрел

на часы, сказал: «Пора бы», и будто по его сигналу, Лена

всхлипнула, затем начала рыдать.

– Лена, тебе больно, – бросился к ней Олег.

– Бе… Бедные мои дети! – рыдала Лена.

– Господи, какие дети, у нас только Илья!

– Бедные мои дети, ученики мои, как они теперь без меня!

– Ну, о чем ты страдаешь сейчас, скажи, больно тебе или нет?

– Не-ет, не больно.

– Отвезите больную в палату, – сказал хирург медсестре, сни-

мая перчатки.

– Доктор, я хотел бы с вами переговорить, – обратился к нему

Олег.

– Пожалуйста, через час в ординаторской на четвертом этаже.

Час прошел у Олега быстро. Сначала – в магазин. Коньяк

Сагайдачному, виски – Блинову, десяток шоколадок. Шоколадки

– медсестрам и санитаркам травматологического отделения.

Выяснил, что в больнице Блинов – лучший травматолог, а

Сагайдачный – анестезиолог.

Анестезиолог взял коньяк с чувством выполненного долга и

пообещал, что договорится участвовать в предстоящей операции.

Затем Олег встретился с хирургом.

– Это – вам, доктор!

17

Блинов повертел в руках виски, поставил перед Олегом на

стол.

– Значит так, бутылку забери, не надо.

– Может быть деньги? Скажите, сколько?

– Если надо будет, скажу. Пока не нужно. Операция завтра с

утра. Знаю, что с Сагайдачным ты уже договорился, это пра-

вильно, он классный анестезиолог. Общий наркоз, по-моему,

лишнее, но как я понял, жена у тебя – учительница, это случай

тяжелый. Пусть под общим.

Затем хирург долго и подробно объяснял Олегу, как он будет

делать операцию, продемонстрировал блестящую железку длиной

сантиметров тридцать, на которую в результате операции будут

закреплены обломки кости, шурупы.

– Я всегда, если операция сложная, рассказываю пациентам и

их родственникам, все очень подробно,– пояснил Блинов.

– Доктор, просьба, после операции, назначьте ей самое

сильное обезболивающее. Я буквально неделю как из больницы,

после операции на стенку от боли лез.

– Слышал я твою историю. И у нас случается брак в работе.

Только исправлять его труднее, чем на стройке. Все сделаю, не

беспокойся.

На свое удивление, Олег легко договорился с Блиновым и об

отдельной палате для Лены.

Но, когда он озвучил просьбу Лены по поводу гипса, то по-

лучил, как и ожидал, решительный отказ.

– Твоя жена уже мне говорила об этом, поймите, есть правила

лечения сложных переломов. Я буду караться в операционной

часа четыре. Потом она делает неловкое движение, и вся моя

работа – коту под хвост?

Любишь жену? – неожиданно спросил доктор.– Вижу что,

любишь, – заключил он, не дожидаясь ответа Олега. – Не

переживай, сделаю все возможное!

Олег вышел из больницы, когда уже стемнело. Он не то, чтобы

устал, Олег был раздавлен. Катком весом в месяц его пребывания

в больнице, пневмонией сына, инсультом отца, а теперь и

несчастьем с Леной. К этому добавился вес от проблем на работе,

об этом, и думать не хотел.

18

Олег решил съездить в храм, свечку поставить за своих бо-

лящих, тем более, что в пустой квартире никто его не ждал.

Воскресенский собор был на удивление полон молящимися.

Потом Олег узнал, что в этот день был праздник Сретенья. Шла


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.