Выбирай! - [3]

— Сыграй еще, — сую в протянутую руку Пьеро бумажку. — Сыграй. Он сминает купюру тонкими пальцами музыканта и чуть улыбается, отчего вздрагивает нарисованная на щеке слезинка, а потом подносит флейту к губам и застывает. Лишь пальцы его нежно гладят тонкий ствол инструмента, творя незамысловатую, грустную мелодию. Я заставляю себя вслушаться в слова Игоря:

— Скоро стемнеет. Сегодня полнолуние, в самый раз, чтобы навестить лабиринт желаний. Что мне за дело до лабиринта желаний? Краски вновь тускнеют, мир окрашивается в черный, и темное пламя проникает в кожу, добираясь до костей.

Я вижу как наяву старый сон: полная людей зала, глубокое декольте, тяжелое платье и туго затянутый корсет. Слабею… как же быстро я слабею… Я не могу дышать в сжимающей грудь клетке. Взгляд мой хаотично скользит по чужим лицам и вдруг выхватывает из толпы грустную улыбку Пьеро. От чего так кружится голова? От запаха духов или его внимательного взгляда? А он подходит все ближе, и я вижу темный рубин вина в протянутом им кубке. Мне нельзя пить… мне столько раз говорили, что нельзя, но я тянусь к вину, как к спасению. Пальцы мои унизаны перстнями, отчего рукам непривычно тяжело. Я не люблю драгоценности, но меня кто-то ими обвесил, как новогоднюю елку… чтобы похвастаться? Пьеро целует мне ладони, говорит что-то ласково, нежно. Я не разбираю слов, но печаль куда-то уходит, сменяясь светлой грустью. И когда он обнимает меня за талию, увлекая в танец, тело вдруг становится легким, как пушинка, а туго зашнурованный корсет уже не так и мешает… А потом поздний вечер, веранда, ласкающий занавески ветер и полная луна. Я протягиваю руку и пытаюсь стереть слезинку с щеки Пьеро:

— Это родинка, — усмехается он. — Ее не сотрешь.

— Боже, какая глупость эти легенды, — шепчу я, сглатывая и возвращаясь в реальность, к настоящему Пьеро, Аньке и Игорю.

И с чего бы это вспомнился застарелый кошмар, который заканчивался одним и тем же: темное пламя, пожирающее чью-то кожу, обнажающее розоватое, обугленное мясо. Тихий то ли всхлип, то ли стон, и вновь это хлесткое слово, после которого я все время просыпалась в холодном поту:

— Выбирай! А теперь вдруг эхом оно повторилось наяву:

— Выбирай! Идем домой или все же навестим лабиринт? Сглотнув, я встала, стараясь скрыть дрожь. На мгновение мне показалось, что голос во сне был голосом Игоря. Бред, быть этого не может… Пьеро и неведомый маскарад мне снились с самого детства, а с Игорем я познакомилась лишь месяц назад. Но кажется, что я его знаю уже давно… и уже давно ненавижу. Или люблю? Не мысли, а сплошные глупости. А солнце уже клонится к закату, окутывая все вокруг красноватым сиянием.

— Кровавый закат, — прошептала я.

— Как раз под стать твоей музыке, не так ли? И твоему настроению, — усмехнулся Игорь.

— Что ты знаешь о моем настроении?

— Может, гораздо больше, чем ты думаешь… Такие как ты любят ныть и жалиться, не ценят того, что у них есть! Я опешила от его слов. Странный Игорь какой-то сегодня, пугающий.

— Я домой хочу. Устала. Я выбрала.

— Может, все же передумаешь? — голос Игоря, казалось, доносился через вату. — Ходят слухи, что там, у алтаря, можно познать истину, что алтарь появляется только в полнолуние, и что появляется он далеко не всем. Сегодня полнолуние. Давай попробуем.

— Страшно как… — отзывается вдруг Аня.

— Не… романтично, — шепчет ей на ухо Игорь, а смотрит почему-то на меня. И от этого взгляда мурашки бегут по коже. — Что бы ты попросила, Ира?

— Я? — Странный вопрос. — Не знаю… надо подумать.

— Идешь в лабиринт?

— Если вы хотите, — равнодушно пожимаю плечами. Все равно ведь уже решил и не отвяжется. Всегда так было, всегда так будет. Мужчины! — Можем и сходить…

— Ну, не знаю… — в голосе Ани слышится сомнение.

— Будет весело. — Игорь обещающе улыбается и все так же не спускает с меня внимательного взгляда. Не нравится мне все это, очень не нравится. Зато Анька, напротив, воодушевилась: глаза ее заблестели, щеки покраснели, и, ткнув Игоря локотком под ребра (больно, наверное), она горячо зашептала:

— Я даже знаю, что у него попросить…

— Осторожнее, Ира, — Игорь поддержал меня, не давая упасть, и я прикусила губу: все же его прикосновения мне приятны. И взгляд — глубокий, изучающий — приятен. Нельзя так, совсем нельзя. Но когда он отпустил мой локоть, стало почему-то совсем холодно и более одиноко, чем обычно. Только обычно одиночество радовало, а теперь…

— Ира, чиз! Автоматически улыбнувшись, я дала запечатлеть себя любимую в последних лучах закатного солнца. Глаза Игоря вновь сузились, и снова взгляд его показался мне несколько зловещим. Что-то сегодня не то творится… совсем не то. Отняв у Ани фотоаппарат, я пыталась поймать это странное выражение лица Игоря, но не получилось. Он вдруг улыбнулся, не так как я, открыто, подмигнул Ане, и на дисплее фотоаппарата высветилось добродушное, милое лицо на фоне заката. Романтично, к чертям собачим!

— Кровавый закат, — прошептала я еще раз, смотря на вход в лабиринт. Это всего лишь причудливо посаженные и постриженные кусты, так почему же я дрожу?

— Боишься? Мне показалось, или я услышала в голосе Игоря издевку?