Введение в гражданскую войну - [17]
всякого тела. И эта подозрительность оправдывает продолжение процесса социализации общества, совершенствование всех мельчайших механизмов контроля; не то чтобы Биовласть открыто управляла людьми и всем прочим напрямую, – скорее возможностями и условиями для этих возможностей.
Всё, что выбивается Вовне, то есть всё незаконное, но также нищета или смерть, подвергается реинтеграции в той мере, в которой ЛЮДИ могут этим управлять, что позитивно устраняет эти вещи, давая им снова войти в оборот. Вот почему внутри Биовласти смерть не существует; потому что в обороте лишь убийство. Статистика демонстрирует целую сеть причинно-следственных связей, постоянно держащую живущих в окружении всех тех мертвецов, которых потребовало их выживание (изгои, индонезийские дети, жертвы несчастных случаев на производстве, эфиопы всех возрастов, угасшие звёзды экрана и т. д.). Но смерть стала убийством ещё и в медицинском смысле, с умножением числа этих «трупов с бьющимся сердцем» и «розовых мертвецов», которые давно бы уже скончались, если бы их не сохраняли искусственно как резерв органов для очередной неумелой пересадки, если бы они не хранились, чтобы умереть. Правда в том, что больше нет различимых границ, потому что лиминальность стала глубинным условием всего сущего.
Закон устанавливает деление, проводит разграничения, определяет нарушителей, протоколирует упорядоченный мир, которому сам задаёт форму и протяжённость; Закон назначает, не перестаёт назначать, перечислять всё, что незаконно, сам называет внешнее к себе. Исключение, а точнее, исключение того, на чём он основан – суверенитета, насилия, – и есть его основополагающее действие. Норма, напротив, принципиально игнорирует саму идею основания. У нормы нет памяти, она поддерживает максимально тесную связь с настоящим, делая вид, что уже приобрела имманентный характер. И если Закон заботится о своём облике, чтит суверенитет того, что в него не включено, норма же безглава сама, и радуется, когда ЛЮДИ сносят голову с плеч какому-нибудь суверену. Для нормы нет ничего превышающего её, у неё нет обозначенной области применения – она незаметно действует на всё расчерченное бескрайнее пространство, которое сама же и размечает. Здесь ничто не исключается и не выбрасывается за видимые пределы; даже сам статус изгоя – не более чем вариант всеобщей включённости. Всё это и есть единственное и неповторимое поле, однородное, но рассеянное на бессчётное количество нюансов, режим безграничной интеграции, служащий сохранению низкой интенсивности игры форм-жизни. Здесь царствует неуловимый механизм тотализации, который растворяет, поглощает, впитывает и деактивирует всякую инаковость. Всепожирающий процесс уничтожающей имманентизации[32] достигает планетарных масштабов. Цель: сделать из мира непрерывное биополитическое полотно. А пока что норма за всем присматривает.
Под властью нормы ничто не нормально – всё подлежит нормализации. Так функционирует позитивная парадигма власти. Норма производит то, что, как и её саму, ЛЮДИ называют ens realissimum[33]. Что не соответствует её виду раскрытия потаённого[34], того не существует, а чего не существует, то не вписывается в её вид раскрытия потаённого. Негативное никогда не признаётся как таковое, только как недостаток по отношению к норме, дыра на мировой биополитической ткани, которую нужно заштопать. Так что негативность, эта возможность, существование которой не предполагается, логически обречена на бесследное исчезновение. И не без основания, потому что Воображаемая партия – это Внешнее в мире, где нет ничего Вне, сущностный разрыв в самом сердце ставшего неразрывным мира.
Воображаемая партия – это центр возможностей.
примечание β: Ничто не иллюстрирует лучше тот метод, которым норма включает в себя Закон, чем то, как старые европейские Государства «отменили» границы в пользу Шенгенских соглашений. Упомянутая отмена границ, то есть отказ от самого священного атрибута современного Государства, не означает их полного исчезновения: напротив, говорит о постоянной возможности их восстановить по воле обстоятельств. Так, с «отменой» границ таможенные практики вовсе не исчезают, а наоборот, распространяют свои возможности на всю территорию и на всё время. При Империи границы стали как таможня – подвижными.
54 Империя не существует и никогда не существовала юридически, как институт, потому что ей это не надо. В отличие от современного Государства, которое хотело быть системой Закона и Институтов, Империя – это гарант непрерывного повсеместного увеличения числа норм и механизмов. В обычное время эти механизмы и есть Империя.
примечание α: Всякое вмешательство Империи оставляет после себя нормы и механизмы, благодаря чему то место, где был кризис, будет управляться как прозрачное пространство общего круговорота. Имперское общество так и проявляет себя: как бесконечное сочленение механизмов, которые пронизывают глубоко инерционную биополитическую ткань электризованными нитями жизни. В ретикулярной сетке имперского общества, которой вечно грозит поломка, происшествие или затор, Империя – это то, что гарантирует устранение любых помех всеобщему круговороту, она уничтожает то, что мешает общественным потокам во всё проникать и всё пронизывать. И она же обеспечивает все взаимодействия, иными словами, гарантирует
