Введение в философию права - [176]

И действительно у Аристотеля мы видим неожиданную вещь: как раз те, кто «вкладывает большую долю в общность филии, дружеского взаимного участия», кому «надлежит принимать в государственной жизни и большее участие» (1281а 5), они у власти не стоят, и по причине, о которой вы не догадаетесь.

III 5, начало: не легко при исследовании определить, или, буквально у Аристотеля, есть апория, непроходимость, кому должна принадлежать верховная власть в государстве, большинству, или богатым, или достойным людям, или одному наилучшему из всех, или единоличному правителю.

И если настоящая власть будет у большинства, оно поделит между собой богатство меньшинства. Назовет это справедливым, «экспроприируй экспроприаторов». Но тайну богатства оно не знает. Отнимать собственность настоящую, не награбленную, просто нельзя. Справедливость окажется высшей несправедливостью, полития будет разрушена. Некому и нечего будет дарить, не на чем будет строить отношения дружбы. С запретом большой собственности у людей не будет и большой привязанности к жизни. Оттого что большинство это много, а отнимают у меньшинства, преступление не становится меньше преступлением. Масса ведет себя как коллективный тиран. Понятие демократической тирании, или тиранической демократии, лучше сказать демотирании, есть одинаково и у Платона и у Аристотеля.

Отдать власть немногим богатым? Они ограбят большинство. Большинство и так бедное, так что грабеж будет менее заметным чем разорение богатых, но суть не изменится.

Тогда может быть отдать власть лучшим, которые, как сказано выше, умеют повести общество к дружбе, счастью, прекрасной цели?

Да?

Но ведь лучшие – они лучшие и есть. Самые жертвенные, самые мудрые, самые достойные, работающие не для себя, а для всех. Они и будут держать власть – не для себя, а для других. Другие значит к власти не придут. Значит равенства не будет. Значит не будет и политии, государства.

Отдать власть вообще одному лучшему? Один он править не сможет, ему нужны сотрудники. Получим олигархию, и с тем же неравенством, так сказать, структурным, неисправимым.

Но тогда, господа, вообще пускай пусть правит закон, и все пусть в равной мере ему подчиняются? У закона нет страстей, жадности, ревности, злобы. – Но какой закон? Если опять олигархический, демократический, то что мы получили?

Перевод Жебелева, «не легко при исследовании определить, кому должна принадлежать верховная власть в государстве» (1281а 11–13), неверен. Тут действительно апория, непроходимость, невозможность решить. Решения раз навсегда просто нет. Т. е. это вопрос, о котором думать-то мы начали, попав в нашу историческую ситуацию сколько-то тысяч лет назад, но до сих пор никак не кончили и к заключению не пришли, наверное никогда и не придем. И тогда, ради сохранения шанса его когда-то решить, надо отдать власть большинству, пусть даже наилучшие, мудрые философы, добродетельные учители, останутся в меньшинстве. Конъектуру Виламовица-Мёллендорфа в 1281а 41 лучше не принимать и читать так, как в греческих списках и в том оригинале, с которого в XIII веке переводил при дворе Фридриха II Гогенштауфена, императора Западной Священной Римской Империи, в 13 веке. «Так решается апория».

Чистые жиры питательнее чем клетчатка, но для здоровья нужно и то и другое. Надо допустить к власти всех, включая простых и бедных.

Объединяясь в одно целое, они имеют достаточно рассудительности и, смешавшись с лучшими, приносят пользу государству, подобно тому как неочищенные пищевые продукты в соединении с очищенными делают всякую пищу более полезной, нежели состоящую из очищенных в небольшом количестве (1281b 34–38).

Или еще: когда один угощает целый город, еда особенно роскошной не будет – она лучше когда обед устраивают вскладчину. Когда многие принесут свой вклад, пусть не особенно богатый, в целом получится всё-таки больше чем на что способен один. – Так о живописи, музыке сложить мнения многих лучше чем довериться суждению одного. О доме судит не только архитектор, но и все кто в нем живет. Об обеде имеет право судить не только повар, но и гость.

Итак, повторяется в III 7, 1, конечная цель всех наук и искусств – хорошее, высшее добро есть главное из всех наук и искусств, политики. Это высшее добро называется справедливость, право. И первое ближайшее понимание права это равенство. Но если бы равенство было просто равномерное деление всего! Надо делить по достоинству. Как именно? Один благородный богач аристократ, любитель музыки. Он может купить лучшую в мире флейту. Другая флейтистка так красива и так хорошо выглядит с прекрасной флейтой играя на ней, что хочется ей вручить. И то и другое будет несправедливо, неправо. Лучшую флейту надо дать и незнатному, и некрасивому, но кто умеет лучше играть (1282b 41).

И так же управление государством. Один выше ростом, другой богаче, третий работает в поле и без него не будет достатка. Вот аристократ, военный, хозяйственник. Без них государства нет. Они необходимое условие – но достаточное ли? Для цели государства, хорошей жизни, главное культура и человеческое достоинство, воспитание и добродетель.