Введение в философию права - [172]

И тут подходим вплотную к вопросу о праве.

3 лекция. <Продолжение. Государство как общее дело для всех в целом. Цель политии. Право как справедливость. Проблема равенства. Теория государства Т. Гоббса>

Читающий аристотелевскую «Политику» с удивлением увидит, что ни один из правовых вопросов, и шире, политических, обсуждающихся у нас теперь в парламенте, в публицистике и в науке, – за исключением технических деталей типа нефтедобычи, интенсивной терапии – Аристотелем не пропущен. Отличие в определенности, которая делает его рассуждение не бесконечным. Так ему очевидно, что государство это ни устройство для меньшинства (олигархия), ни устройство для большинства (демократия), а общее дело всех в целом. Оно должно уметь объединить тех, кто в принципе никогда не сойдется, богатых и бедных, сильных и слабых. Иначе нет ни государства, ни граждан, а вместо них – группы по интересам.

Когда один человек, или немногие, или большинство правит ради общей пользы, такие политии правильные, а ради одного, или немногих, или большинства – отклонения (нарушения). Или нельзя называть совместно живущих гражданами, или они должны соединиться ради подобающего (1279а 28-32).

Как польза переводится συμφέρον, и это название цели государство, рядом с хорошей жизнью, разумным общением, достижением своего, тоже требует скорее понимающего участия чем дефиниции. В словаре находим собирать в одно (город Симферополь в центре Крыма), вместе нести, быть полезным, выгодным, приличествовать, подобать, подходить.

Эта, так сказать, хорошая неопределенность – оставляющая еще додумывать и приобретать опыт тех, кто не чувствует государства – есть и в современных конституциях. В нашей целью государства кратко названы права и свободы человека, гражданский мир и согласие, единство, равноправие и самоопределение народов, суверенность, благополучие и процветание. Этого в сущности было бы достаточно. Наше процветание приблизительно соответствует аристотелевскому καλόν и τὸ εὖ. То, что одновременно с этим государство навязывает себе демократический и республиканский строй, для строгой аристотелевской мысли было бы уже лишним. Строй пусть будет такой, какой нужен для процветания. Предопределив, что он будет демократический, – собственно вопрос технического устройства, – государство связывает себе руки. Включение этих и подобных идеологических статей выходит из общего стиля законодательства.

В старой Американской конституции цели государства названы в сущности такие же.

Мы, народ Соединенных Штатов, чтобы образовать более совершенный союз, учредить Справедливость, утвердить внутренний Мир, предусмотреть общую оборону, содействовать общему Благосостоянию и обеспечить благословенную Свободу для нас и нашего потомства, предписываем и учреждаем эту Конституцию для Соединенных Штатов Америки.

То, что говорится сразу вслед затем о порядке избрания и составе законодательной власти, звучит технически и, хотя слова республика и демократия не названы, относится конечно к ним, а не к монархии. Но с другой стороны речь идет о том, без чего никакой вообще власти нет – о ее выдвижении народом. В конце концов, цари в раннем Риме тоже избирались общим собранием. Это условие, участие народа во власти, так или иначе не обойти. Без участия народа никакая власть не возможна. Кроме того, конституция Соединенных Штатов не исключает изменения строя высшим законодательным органом, Сенатом и Палатой представителей, в целом Конгрессом, т. е. буквально сходкой. Сколько существует человечество, сходка, ринг, тинг, мир, собрание были первым, основным и бесспорным способом устроить общие дела.

В сравнении с образцовой американской конституцией – и с отсутствием конституции вообще в Соединенном королевстве Великобритании и Северной Ирландии – наша конституция, как мы уже цитировали, перегружена идеологией, т. е. общими декларациями без указания способов их применения. Мы уже цитировали[418]:

[…] правовое регулирование, выдержанное нередко в духе лучших образцов мировой правовой классики, не дает у нас искомого результата […] принципы и нормы могут оказаться просто неработающими, записанными в бездействующих законах.

Основы нашего конституционного строя отвечают самым строгим меркам современного этапа человеческой цивилизации […] Нередко получается так, что положения Конституции как бы утрачивают свойства правовых норм и становятся нормами-декларациями, нормами-ориентирами.[419]

Прослеживая, откуда берется в нашей культуре идеология, общеполитические декларации, заманчивые идеалы, мы конечно долго искать не будем: конечно в философии и в религии. С ними знакомы, их изучают так или иначе все. Заражают своим блеском, максимализмом, размахом философия и религия конечно всех. На прошлом занятии мы читали из «Философии права» Гегеля о принципе свободы собственности, в связи с аристотелевской мыслью о том, что со своей собственностью человек, можно по-честному ожидать, расстанется только по дружбе к другим людям. Но мы уже не можем сейчас Гегеля читать без того, чтобы в ушах не звучали, в глазах не стояли идеологические рассуждения Маркса или, вернее, знакомой нам марксистской науки, внушавшей