Вулканы не молчат - [55]

— А-а, привет, привет!.. Сколько лиц — и все знакомые!..

Пока он, круто поворачиваясь то к одному, то к другому из нас, рассказывал о том, как долго не мог выбраться из Северо-Курильска, как волновался из-за того, что оставил группу на произвол судьбы, незаметно подошла Наташа. Вместо всегдашней затертой и грязной штормовки на ней была поролоновая куртка. Верхняя пуговица была отстегнута. Между отворотами куртки двумя лепесточками голубели концы повязанного на шее платка. Черные волосы были гладко зачесаны, и сзади поверх приподнятого воротника лежал круто свернутый валик.

К ней возвращался ее столичный облик.

— Здравствуйте, Наташа.

Кивнув, она низко наклонила голову, как будто отказывалась разговаривать.

— Вот, уезжаем, — сказала она таким тоном, как если бы ее увозили с Алаида насильно. — Спасибо, ребята. Всем и за все.

— Теперь вы сразу в Москву?

— О чем вы спрашиваете? Какая Москва? Дайте до корабля добраться. Все-таки человеческие условия. А дальше?.. Дальше — куда Семену вздумается.

Режиссер слушал ее, громовато посмеиваясь. Проведя полторы недели вдалеке от вулкана, он отдохнул, был свеж и готовился пройти Курильскую гряду от севера до юга и обратно, а потом намеревался еще «отработать» недельки две на восточном побережье Камчатки, посетить кальдеру Узона и Долину гейзеров.

Изложив свои планы, Семен пушечно хлопнул в ладони.

— Все по местам!

Наташа, приподняв руку и шевельнув пальцами, пошла к шлюпке, а Семен обратился ко мне.

— За Наташей должок, но я сигарет не достал. Есть пачка «Беломора». Годится?

Показав ему мешочек с махоркой, найденный в куче запасных сапог, я сказал, что этого мне хватит. Семен почему-то активно запротестовал:

— Ну, нет!.. Пачку ты возьмешь. Компенсация ничтожная, но, знаешь ли, все-таки…

С этими словами он отправился вслед за Наташей. Плащ его развевался, широко топорщились отвороты сапог, и чудилось, будто к воде вышагивает пират, последним покидающий необитаемый остров. Дойдя до шлюпки, Семен повернулся к нам и пружинисто вскинул руку:

— Салют! В Петропавловске увидимся!

На корме он стоял во весь рост, заслоняя тех, кто был за его спиной: и Наташу, и «мальчиков», и трех моряков.

Таким бы он и заставил себя вспоминать — красиво и крепко стоящим на корме удаляющейся шлюпки, если бы не очередная глупость Питкина.

С самого начала, едва шлюпка подрулила к берегу, Питкин уселся у воды и не сдвинулся с места, пока снова не заработал мотор. Потом-то мы поняли, чего он дожидался. Ему казалось, что сейчас, как было все последние дни, мы сядем в лодку и отправимся к прорыву, а его не возьмем, потому что, лазая за нами по конусу и потокам, он сжег лапы, и ему опять придется с визгом и лаем бегать по берегу, пока лодка не скроется за мысом Бакланьим. И Питкин решил нас перехитрить. Стоило шлюпке тронуться с места, как он, не обратив внимания на то, что хозяин и все остальные стоят на берегу, длинным прыжком перекинул себя на корму, подшибив картинно стоявшего там Семена. Семен съехал ногами на дно шлюпки, закачался и, только ухватившись за борт, понял наконец, что с ним произошло.

Питкин возвращался вплавь, а Семен уже совсем просто замахал руками и, довольный происшествием, смеясь, долго кричал на всю бухту:

— Пока-а, ребята-а… Счастливо оставаться-а!.. Счастли-воооо!..

Скольжение к пропасти

Пока завтракали, несколько раз набегал дождь. Поклевав кухонный тент, он быстро уставал, но потом так же быстро набирался новых силенок, и опять над нашими головами слышался его рассыпчатый топот.

Какой выбор сделает погода? Нажмет на дождь или отошлет тучу за пределы острова? Все дело в этом выборе. От него зависел и наш собственный рабочий выбор: оставаться в лагере или настраиваться на поход к прорыву.

И все-таки дождь. Не крупный и не частый, зато с порывами ветра, прилетавшими с открытого моря. Залив познабливало. Темная рябь, докатываясь до берега, ложилась на галечник плескучей волной.

С утра Геннадий и Костя вычерчивали схему прорыва. Они собирались заняться ею и после обеда, но вскоре Геннадий вернулся на кухню.

— Ты как себя чувствуешь? — обратился он ко мне. — Не надоело на кухне торчать?

— А что делать? В палатке валяться?

— Ишь — валяться!.. Пошли за бомбами.

Охоту за сувенирными бомбами он обещал мне давно. Во время съемок я на ходу подбирал попадавшиеся мне на глаза пестрые обломки, но всякий раз Геннадий презрительно говорил:

— Ну, что ты в них нашел? Выбрось.

Выбрасывать было жалко, и однажды он сказал:

— Как-нибудь выберем время специально для бомб. Разделаемся со съемкой и сбегаем.

Время он выбрал не лучшее, но возражать не приходилось. В хорошую погоду о бомбах лучше не заикаться. Работать!..

Напитанная дождем тропа у водопада была не скользкой. Слегка продавливаясь под ногой, она давала надежный упор, и подъем совершился быстрее обычного.

Наверху, оттого что ветру там было вольнее, дождь ударял крепче. Натянув на головы капюшоны штормовок, мы сделались похожими на капуцинов, мрачно бредущих по безлюдной дороге.

На выкидном лагере Геннадий обошел вокруг палатки. С одной стороны камни, которыми были придавлены нижние края, почему-то откатились далеко в сторону. Ветер, подныривая под освободившийся край, вздувал палатку уродливым шаром.