Вулканы не молчат - [53]

— А наш-то, играет…

Над нами он иногда «подшучивал».

По ходу съемочного маршрута мы пересекали поток. Было, как всегда, жарко, особенно на середине потока, где широко раскрытые трещины добавляли пекучести и без того не успевшим остыть верхним глыбам. Сапоги долгого стояния не выдерживали, начинали тлеть. Из-под ног тянуло угаром жженой резины. Мешкать было нельзя, но мерная лента, как нарочно, или цеплялась за многочисленные выступы, или попадала поплавком в щель между камнями и заклинивалась.

Когда с маневрами было покончено, Алексей положил конец ленты на камень, и придавив ногой, стал наблюдать за Костей, который готовился брать азимут. Геннадию показалось, что лента натянута недостаточно, и он попросил меня взять ее чуть-чуть на себя.

Я потянул и, не встретив привычного сопротивления, свалился на камни. Заурядное событие было отмечено безудержным хохотом. Поднявшись, я увидел, что хохочут над Алексеем: под его ногой перегорела веревка. Он понял это не сразу и продолжал добросовестно давить на оставшийся под сапогом концевой поплавок.

Съемка заканчивалась. Мы вышли к морю с противоположной стороны главного потока. Осталось пройти по северному склону конуса и установить на его вершине последний репер.

Северный склон резко отличался от остальной части конуса. Почти по всему кругу его поверхность была сравнительно гладкой — ее выстилали мелкие куски шлака, спрессованные массой пепла. Северная сторона была завалена черными бомбами. Но это были не те фигурные — то веретенообразные, то каплевидные, то скрученные жгутом — бомбы, формой которых мы любовались на потоках и в окрестностях западного склона. Это были огромные, до полутора метров в длину бесформенные комья. Бомбы-шлаки.

На отдыхе, перед броском к верхней точке, я спросил, отчего шлаковые бомбы ссыпало на один бок?

— А это, — сказал Геннадий, — зависит от направления взрыва. Когда взрыв нацеливается в зенит, бомбы разбрасывает веером и они падают равномерно на все стороны. А здесь жерло было наклонено на север и все бомбы ложились на этот склон.

Сначала бомбы скатывались к подошве, и здесь образовался мощный вал. Натыкаясь на это заграждение, следующие лавины застревали уже на самом конусе. Так продолжалось до тех пор, пока бугристая шуба не накрыла склон до вершины.

— Кстати, — добавил Костя, — здесь и слой пепла самый мощный. Порядка пяти метров.

— Это чувствуется, — сказал Алексей. — Везде пепел холодный, а тут пригревает.

Пепловый покров участка между морем и северной частью купола имел, ко всему прочему, оригинальную окраску. Будто по всей площади была раскинута сетка, связанная из тончайших нитей желтого, белого и оранжевого цветов. Узор сложился в результате Эоловой[8] сортировки. Сдувая крупные частицы пепла, ветер вытянул их в затейливо переплетенные нити. Постепенно, под воздействием тепла и пара, поступавших из пепловой толщи, песчаные нити приобрели многоцветную окраску.

Вулкан — универсальный художник. В этом убеждают и упавшие бомбами лепные фигуры животных, и настенная роспись возгонами в кратере, и нежная вязь паутинки в соседстве с грубыми нагромождениями потоков и шлаковых бомб.

Геннадий предупредил:

— Подниматься осторожно. Поверхность подвижная, как бы кого не стукнуло.

Кивком головы он показал мне наверх:

— Давай.

Я перелез через нижний завал и, выбросив вперед палку, поставил ногу на ближнюю бомбу, испытывая ее устойчивость. Она лежала на плоском брюхе и поэтому не качнулась. С помощью палки я перенес на нее все тело, намереваясь без задержки оседлать глыбу, лежавшую чуть выше.

Двойного прыжка не получилось. На первой же бомбе я со скрежетом съехал к исходной точке. Пропаханная дорожка покрылась мелкими искрами.

Вторая попытка — теперь я старался ступать между бомбами — была удачней. Но, одолев метра четыре, я без особых задержек, только уже на большей скорости, вернулся назад. «Трудный товарищ», — не здесь ли это было сказано?

— Слушай, — окликнул меня Костя. — Ты не мучайся, делай, как Питкин. Посмотри, где он бегает.

Подрыгивая обожженными лапами, Питкин прохаживался по вершине купола.

— Что ты имеешь в виду?

— Станет свозить — падай на четыре ноги. По-другому не получится.

Судя по его тону, он не шутил. Надо было как-то продвигаться — я задерживал остальных. Не думая о комическом эффекте, неизбежном при таком способе передвижения, я, почти не отрывая рук от поверхности конуса, наконец-то преодолел первые двадцать метров. Немного нажгло пальцы, но это было результатом неопытности. На следующем этапе, падая на руки, я успевал выбирать менее раскаленную опору.

Через полчаса я был у нижней кромки кратера. Где-то рядом — вершина.

— Дальше! — крикнул Геннадий.

Я повернулся и увидел перед собой трещину. Огненная дорожка, не успевшая покрыться окалиной, бежала наверх, отсекая кромку кратера от остальной части конуса. Кромка осела, и казалось, вот-вот рухнет в кратер. При оседании с шее ссыпались верхние куски шлака, вся она была устлана красными угольками.

— Чего топчешься? — спросили у меня снизу.

— Дальше идти нельзя — трещина.

Поднявшись ко мне, все трое молча остановились перед внезапным препятствием. Первым свое мнение высказал Геннадий.