Вулканы не молчат - [56]

Кто нахулиганил? Лисы или ветер?

Заглянули вовнутрь — вещи и посуда лежали в том порядке, в каком их оставили перед возвращением в залив Отваги. Значит, не лисы. Эти постарались бы растащить все, что было им под силу, хотя съестным здесь не пахло. У москвичей, которые жили в овраге за неделю до нас, лисы воровали мешочки с образцами лавы.

Вернув камни на место и добавив новых, мы пошли по нашим старым следам в направлении мертвой зоны. Из того что Геннадий выбрал этот путь, я заключил, что будем брать бомбы на четырехпалом потоке. До него было еще далеко, когда Геннадий, обернувшись ко мне, ни с того ни с сего расхохотался.

— Ну, вид у тебя!.. Может, и я такой?..

Вид у обоих был не для публики: длинные, по самые ягодицы сапоги; короткие штормовки, неестественно раздутые оттого, что под них, для защиты от ветра, мы надели накачанные воздухом спасательные жилеты. Под капюшонами — мокрые щетинистые лица.

— Здорово замерз? Может, воронки посмотрим?

Посмотреть воронки — значило пройти вверх по склону лишних два километра. В этом месте, приближаясь к главному куполу Алаида, склон становился более крутым, чем на том участке, где стоял шлаковый конус. Но посмотреть стоило. Когда снимали три верхних воронки, мы с Геннадием уходили в лагерь на переговоры. Алексею и Косте помогали засидевшиеся у залива Николай и Саня.

По глубине верхние воронки были одинаковы с нижними. Так же дымились по стенкам разогретые взрывом породы. Заглядывая на дно, я пытался понять, откуда могло вырваться то колоссальное скопище газов, которое, точно пыжи из патронов, выбило земные пласты толщиною в семьдесят метров. Надеялся увидеть какую-нибудь дыру или щель, о которой можно будет сказать: это она «дунула». В воронках, между которыми высился шлаковый конус, рассчитывать на такое открытие я не мог: они были завалены лавой.

Не оправдались мои тайные надежды и здесь. Дно первых двух по нашему ходу воронок было засыпано обломками взорванной и затем осыпавшейся с воздуха породы. В самую верхнюю, как только она возникла, хлынули воды ручья, и в ней на глубине семидесяти метров стояло мутное озеро.

У этой воронки я вдруг почувствовал, что не способен управлять ногами. Их невозможно было оторвать от земли. Между тем я двигался, и даже быстрее, чем было до этого наваждения.

Две-три секунды я был спокоен. Успел подумать: «Вот еще одно чудо вулкана». И тогда до меня дошел смысл происходившего. Мокрый пепловый слой, обрамлявший озерную воронку, таил в себе коварное свойство: верхний пласт цепко хватался за подошвы и, не отпуская тебя, скользил в произвольном направлении.

Меня стаскивало к краю воронки. Противиться было невозможно — палка, помогавшая мне при подъемах на конус, натыкаясь на что-то упругое, тоже скользила по верху.

Где Геннадий?..

Он был впереди — мы собирались обойти воронку по всему кольцу, но я отстал, потому что слишком долго разглядывал озеро. Что в нем такого, чтобы стоять и смотреть? Грязная лужа, все достоинство которой в том, что она возникла на месте вулканического взрыва.

Где же Геннадий?

Он возвращался ко мне откуда-то сверху, издали протягивая длинную рукоятку молотка.

— Ты спокойней. Держись за молоток и сковыривай липучку… Теперь давай палку.

Геннадий тоже побывал у опасной черты, но у него до «свободного скольжения» не дошло. Поскользнувшись раз-другой, он очистил подошвы от первых, пока еще не разросшихся по кругу лепешек вулканической грязи и потом делал это через каждый шаг, благоразумно удаляясь от края воронки. Я спохватился слишком поздно, и, если бы не Геннадий…

— Если бы не ты…

— Слушай, а не пойти ли на главный поток? Там бомбы получше. И согреемся.

Посмотрев на густо паривший под дождем конус, я подумал, что на потоке сейчас должно быть как в сибирской бане, где жадные до жгучего пара мужики, орудуя полуведерной посудиной, по очереди бухают воду в раскаленную каменку. Но, пробившись через дымное, остро отдающее серой, заграждение бортового вала, мы очутились в прекрасном мире, без дождя и ветра. Прозрачный теплый воздух заполнял долину, по которой, сухо перекатывая глыбы, двигался главный поток.

Интервью у «камина»

Подобрав несколько кирпично-красных завитушек, мы сели обсушиться, повернувшись спиной к трещине, из которой поднималось горячее марево. Геннадий, подергав озябшими плечами, проговорил:

— Как сказал бы Костя, посидим у каминчика.

— И покурим, — я выложил на камень мешочек с махоркой.

— Вот что хочу спросить, — раскуривая «цигарку», снова заговорил Геннадий. — Ты на нас не обижаешься?

— За что?

— Так ведь зажали тебя работой. А свои дела?..

— Какие у меня дела?.. Смотреть, слушать…

— И спрашивать?..

— И спрашивать.

— Ты, когда надо спрашивать, не стесняйся.

— А как же насчет того, что со мной от науки отвыкнешь?

— А-а, не забыл. — Геннадий, смеясь, закрутил головой — он часто так делал, когда что-нибудь доставляло ему особое удовольствие. — С тобой разговариваешь, а ты, наверное, — раз-раз и — в блокнотик. А?.. Я ведь вижу, как ты иногда рейку под мышку и что-то там чирик, чирик.

— Раз уж ты напомнил, — я достал отсыревший блокнот и осторожно, чтобы он не распался, примостил его на колене. — Раз напомнил, давай кое-что запишем.