Вся моя жизнь - [5]

Что ночь прошла и ты — одна,

Спокойный ход часов нарушен.

Опустошенная до дна,

Ты тщетно расплескала душу.

(Прага, июль 1935)

ПОСВЯЩЕНИЕ(Моей матери)

Был странным сумраком пронизан,

Как сквозняком осенним, дом,

И страх, стекая по карнизам,

За серым исходил стеклом.

И только лиц знакомых пятна

Мне улыбались, уходя,

Шепча обрывки слов, невнятных

В тревожном шорохе дождя.

И я сказала плача: — Мама,

Не уходи; мне долго ждать. —

Поникли тени в тусклых рамах,

И маятник метнулся вспять.

А этим утром — исцеленье

От темных тягостных утрат.

На окнах розовые тени

Стадами солнечных ягнят.

А в горле песенка простая:

Ты не ушла. И птичья трель.

И белым голубем слетает

Письмо на смятую постель.

(Рига, сентябрь 1936 «Меч». 26.VI.1938)

Памяти моего отца

Ты ушел. Не откроются двери.

Тих и темен последний твой дом.

Неизведанных верст не измерить.

Не поведать о самом больном.

Не мечтать о немыслимой встрече

И принять неизбежность разлук.

Я не плачу. Не ляжет на плечи

Тень усталых и ласковых рук.

Но как сон к моему изголовью

Ты подходишь, по-новому тих,

И своею огромной любовью

Согреваешь как солнце мой стих.

«В халате белом. Глаз не отвести…»

В халате белом. Глаз не отвести

От рук, или от губ — не все равно ли? —

(И для меня настанет этот час.)

Не крикнуть, в холоде спокойных глаз

Читая приговор, незыблемый — до боли —

Все мысли преградив и все пути.

А эта комната (палата, кабинет)…

По-старому удушлив здесь порядок;

Как будто все — как было на земле.

Все так же воробьи судачат о тепле;

(Как странно: больше воробьев не надо!

Тепла и неба тоже больше нет.)

О, боль, о, удивленье без границ:

И я? Я — тоже? Тоже? — Неужели?

И жалости неистовый прилив —

К себе, к земле; но, руки опустив

(Они, как сердце, сразу опустели),

Все вдруг понять и пасть покорно ниц.

(1.5.1938. Рига)

ВЕСЕННЯЯ ТРЕВОГА

Как от берега, мысли отчалили,

Я в тревоге осталась одна.

Только ветер дышал опечаленно

В дождевую завесу окна.

Это — Муза Далекого Странствия

Покидала взволнованный дом.

Пробуждала заглохшие станции —

Как свирелью — томящим свистком.

Отправлялась в далекое плаванье,

Под томительный шепот весны,

Покидая угарные гавани,

Оставляя тревоги и сны.

И, меня заразившая песнею,

С первой птицей звенела она, —

Что на свете всех весен чудеснее,

Голубая земная весна.

Шестнадцатилетний

Жизнь распахнула дверь. Ты вышла на порог.

Как много пред тобой раскинулось дорог!

Как много времени в твоем большом краю.

Неси, как знамя, молодость свою!

Звенит душа и в двери льется свет.

Жизнь хороша. — Тебе шестнадцать лет.

К молодости («Мы об руку прошли кусок пути…»)

Мы об руку прошли кусок пути.

Теперь — недолго. Близок перекресток

Дай мудрость мне великую найти,

Чтобы проститься благостно и просто.

Так в день какой-нибудь в последний раз

В зеркальной глуби — может быть, весною, —

Ты улыбнешься и уйдешь из глаз,

Покинешь мир, пронизанный тобою.

И жизни ход, суровый и простой,

Вдруг станет ясен в суете весенней,

А ты уже проходишь стороной,

Как — из лесу — неведомое пенье.

Все так же рьян старинный соловей,

И под луной светла твоя дорога,

Но не теплей от песенки твоей,

Что жизни, может быть, еще осталось много.

Тебе, Латгалия («Каждый миг сохраню…»)

Каждый миг сохраню — улыбаясь сквозь слезы, —

Эта радость — как память — навеки со мной!

По болоту шутя разбежались березы,

Мочат белые ножки в траве росяной.

Где дорога полынью и липами дышит

Над взволнованным шелком текучего льна,

Вечерами — щекой опираясь на крышу —

Улыбается лежа большая луна.

Все запомню: и прялки старинной жужжанье,

И над тропками ведер размеренный скрип,

И в свежеющих тучах зарниц полыханье,

И за ивами — озера синий изгиб…

Потому что последнюю молодость жарко

Я с пахучим снопом обнимаю в полях,

Потому что совсем небывалым подарком

Стала здесь для меня золотая земля.

Лето («Охмелевшая летом, улыбкой встречает земля…»)

Охмелевшая летом, улыбкой встречает земля

Крыльев белых размах и глухой говорок с голубятен…

Это детство вернулось и звонко кричит на полях,

И смеется над окнами ворохом солнечных пятен.

На лугах наша радость большими цветами цветет.

И сплетается трелями птичье и девичье пенье.

Утонувшие в сини озерных колдующих вод,

Мы, под шепот берез, принимаем второе крещенье.

Слаще меда дурманного — дым золотистый ржаной.

Мы — как к жизни утерянной — к светлому краю причалим,

И приемлем, как чудо, прекрасный подарок земной:

Эту радость земли и простые земные печали.

1939

Урожай

Запутался серп в растрепавшихся тучах,

Веселый и алый как мак.

Неведомый всадник на западной круче

На небе замедлил свой шаг.

Еще утомленные солнцем и зноем,

Стада под холмом залегли,

Но вот уж свежеет дыханье большое

Прекрасной усталой земли.

В незыблемом зеркале тонут в озерах

Лиловой грядой облака.

Пахучая свежесть плывет с косогора

От бархатной тени леска.

Душа отдыхает от тяжкого груза —

Легка и звонка, и пуста,

И вечер целует воскресшую Музу

В согретые солнцем уста.

Счастье

Ласточка болтает под окошком.

Скоро вечер. Все бледней восток.

Сыплется серебряным горошком

В тихой сини легкий говорок.

Льется прялки песенка простая.

Вьется ветер из-под низких крыш.

Я душою жадной собираю

Эту нескудеющую тишь.

Ветерок душистый водит сонно

Золотой гребенкой по холму.

Тихо шевельнулся мой ребенок,