Встретимся на высоте - [18]

«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!» — раздалось неторопливо где-то совсем рядом, над самыми их головами.

— Ой, кто это? — от неожиданности подскочила на телеге Валька.

— Кукушка, — радостно сказала Натка. — Тише. Вот еще одна. Сколько раз прокукуют, столько лет проживешь.

— Хорошо бы с полным туесом окуковала, а то с пустым, — вздохнула Тонька.

— А что? — начала заглядывать на елки и березы Валька.

— С полным, значит, жизнь полная.

— В лицо — весело жить будешь, в затылок — умрешь.

— Еще чего? — недоверчиво оглядывалась на девчонок Валька. — Сказки все это. Бабки говорят, а вы повторяете.

— А тебе понравилась кукушка? — спросила Натка.

— Мне? Конечно. Я люблю, когда птицы поют.

— Теперь наслушаешься, — счастливо пообещала Натка. — Кукушек в нашем лесу пропасть. Баба Настя говорит, потому и деревню назвали Кукуем.

— Вот это да! — Валька громко рассмеялась. — Нам на станции говорят: «В Кукуй поедете?» Я говорю матери: «Еще чего? Что за Кукуй? Смешное название какое». А теперь нравится.

В лесу дед Иван распрягает Шайхулу, и она свободно пасется на поляне. Потом, продираясь сквозь частый молодой ельник, выводит девчонок к широкой вырубке. Очевидно, здесь во время валки леса случился пожар. Среди сиреневых зарослей иван-чая и обсыпанной ягодами малины торчат обугленные пеньки.

Звенит коса деда, подрезая траву. Тонька, Натка и Валька перебегают от куста к кусту. Переспелые, налитые красновато-лиловым соком ягоды едва на торочках держатся, чуть заденешь — падают на траву.

Натка больше всех суетится. Приседает на корточки, вскакивает, снова приседает, шагая вокруг кустов, старается обобрать самые нижние ветки: пусть распрямятся, пусть обласкает их солнце.

Из-за темно-зеленых вершин ельника выкатилось большое шафранное солнце. И сразу в сыром малиннике дохнуло теплом. Веселее запели птицы. От мокрых кустов заструился парок. Прошитые оранжевыми лучами, таяли над вырубкой туманные облака, лохматыми белыми медведями уплывали в лог.

Над логом через кисею тумана проступает дымок. Черные глаза Вальки застывают в испуге и оттого еще больше косят.

— Что это? — шепчет Валька.

— Не видишь, что ли, костер, — так же шепотом отвечает Натка и начинает продвигаться к логу.

От тумана и от росы кусты и трава влажны. Платья и ноги девчонок уже намокли, и Натка шагает напрямик через малинник и заросли иван-чая. Лог пересекает вырубку и скрывается в березнике.

— А где же Тонька? — оглядывается на всякий случай Натка и вдруг среди раздвинутых веток видит высвеченный солнцем розоватый частокол берез и чье-то заросшее рыжей бородой лицо.

— Тонь-ка! — истошно кричит Натка и от неожиданности отпускает ветки. Шершавый малинник больно бьет по лицу.

— Тонь-ка! — еще ниже приседая, кричит Натка.

— И чего разоралась? — набивая рот ягодой, где-то неподалеку откликается Тонька. — Режут тебя, что ли? Поесть не дадут! Чего тебе? — шумно продираясь сквозь кусты, кричит недовольная Тонька.

— Тут ходит кто-то, — Натка осторожно раздвигает ветки, освобождая рядом с собой место для Тоньки.

По-прежнему дымит костер, влажно поблескивая, лопочут над логом березы, но никого не видно.

— Тут кто-то ходит…

— Пусть ходит. Малины мало тебе? — Увидев костер, Тонька спускается в лог.

— Эй, греться идите, — Тонька прыгает уже у костра, выставляя над языками огня мокрые ноги и руки.

— Не-е! — тянет Натка. — Там кто-то есть. Посмотри га старой березой.

— Ну вот где? — разводит руками Тонька и обходит старую дуплистую березу вокруг. — Сказано: никого.

— Может, это разбойники, — боязливо оглядывается Валька.

— Разбойники! — прыгая у костра, смеется Тонька. — Не водятся в нашем лесу разбойники. Малинники это. Набрали с ночи, погрелись у костра и ушли. Мы тут вдоль и поперек все облазили.

— Может, к деду пойдем, — снова нерешительно говорит Валька.

— «Разбой-ники!» — передразнивает Тонька. — Сказки все это. Бабки рассказывают, а ты повторяешь.

— Может, это у вас, в Донбассе, разбойники по лесам шастают, — храбро выбирается из кустов и Натка.

— У нас и лесов-то нет.

— Лесов нет, вот так здорово! — запрокинув голову, весело хохочет Тонька.

— А чего же у вас есть?

— У нас сады. Степь еще.

— Сады! Вот в садах-то и водятся разные соловьи да разбойники. — Смеется теперь и Натка и тоже бодро направляется к костру. Валька с минуту настороженно оглядывает кусты и идет за Наткой.

Тонька садится на пенек, снимает лапти и, развесив на кусты сушить чулки и онучи, затягивает очередную песню.

Луна-красавица лениво

Обходит темный свод небес,

Кусты руками раздвигая,

Идет разбойник через лес…

Набрав полные посудины, девчонки идут к деду, угощают его малиной, помогают собрать траву.

Тяжело косить деду. Бурая рубаха его потемнела, облепила сутулую спину. Сам дед тоже бурый. Широкие брови и борода, густая грива волос за долгие годы выгорели, стали такого же неопределенного цвета, как когда-то черная рубаха. Карие глаза отцвели и на задубелом потемневшем лице выглядят совсем светлыми. Никто в деревне не знает, сколько лет деду, из родных его давно уже никого нет.

По бокам от дороги ветер гонит зеленовато-желтые волны цветущей пшеницы. Воз плавно покачивается. Валька держится за веревку так крепко, что тонкие худые пальцы ее белеют.