Встретимся на высоте - [17]
Удалялись, пыля, подводы. Стихала гармошка, все выше и тоньше пели колокольчик и медные бубенцы. Натка поискала мать, бабу Настю и брата Толю, но вокруг, тесно обступив ее, стояли нарядные девушки, женщины, старики и подростки. Все смотрели на дорогу, и почти у каждого в руках был белый платок. Кто утирал лицо и глаза, кто все еще махал вслед новобранцам. Натка сорвала с головы материну косынку, выскочила вперед и тоже отчаянно замахала. Но Шура уже не видел ее. И оттого, что рядом плакали женщины, оттого, что Шура так и не оглянулся, Натка горько и громко заплакала.
Толпа начала редеть. Опустив головы и плечи, грустные, расходились женщины, кто по домам, кто в поле. Натка снова влезла на изгородь. Над дорогой стояло облако пыли. Поезд уже поднимался на увал к лесу. Повозок, утонувших во ржи, не было видно, и в слепящем полдневном мареве Натке казалось, что по желтому хлебному морю плывут одни лошади. Вот поле кончилось, дорога пошла опушкой елового леса. И опять стали видны повозки. И даже то, как лошади шли в гору шагом, неторопливо перебирая ногами и слегка выгнув шеи. Поравнявшись с лесной поляной, первая лошадь замедлила ход. В стороне от дороги, под высокой раскидистой елью, что-то белело. «Лиза! Быргуша!» — снова вздрогнула Натка.
— Вон она! Вон, под елкой, — заметили ее и стоящие под тополями.
— Опять в белом платье… Как невеста…
Все меньше и меньше, поднимаясь в гору, становилась цепочка подвод. И скоро совсем исчезла. Разошлись, переговариваясь, последние провожающие. Баба Настя давно уже окучивала в огороде картошку и ругала Натку. А Натка никак не могла слезть с изгороди, потому что на лесной поляне под высокой разлапистой елью, словно застывшее изваяние, стояла женщина в белом платье. Потому что в ушах у Натки все звенели и звенели бубенцы. А над починком, нагоняя тоску, кружил и кружил белый буран.
Глава вторая
Вечером баба Настя налила кринку парного молока и понесла эвакуированным. Натка и Тонька увязались следом: не терпелось познакомиться с приехавшей девчонкой. Дверь в доме оказалась запертой изнутри. Баба Настя постучала-постучала, поставила кринку на раскрытое кухонное окно, с тем и ушла. Натка и Тонька потоптались еще на крыльце, постучали и тоже отправились за конный двор проведать, не поспела ли конопля в поле.
На другой день Натка выпросила у бабы Насти горшок с цветущей геранью.
— Отнеси, — похвалила ее за догадку бабушка. — Они теперича как былинки в поле. Думают, тут чужие. А то и невдомек, что горе-то обчее.
На этот раз девчонка сидела на крыльце. Около нее крутился котенок. Она привязывала котенку бантик на хвост.
— Вот герань! — Натка поставила цветок рядом с девчонкой.
— Спасибо, — грустно сказала девчонка.
— Ты почему играть не выходишь? — быстро заговорила Натка, боясь, что и на этот раз она спрячется.
— Хлопец у вас драчливый.
— Не хлопец это совсем, — рассмеялась Натка. — Это Тонька. Антонида, если по-городскому. Платье у нее износилось. Так мать заставила Шуркину и Панькину одежу донашивать.
— Панькину? А «пнул», а «поддал» кто говорит? — девчонка задирчиво сморщила острый нос и уставилась на Натку. Черные глаза ее немного косили.
— Хлопец! — Натка от смеха даже на крыльцо шлепнулась. — Тонька же на кордоне жила. Дома у них одни ребята, вот она и привыкла так: «наелся», «пошел».
Городскую девчонку звали Валькой Павлюк. Приехали они с матерью, как она сказала, «з Донбасу», из города Ворошиловграда. Месяца три добирались до Урала. Успели и под бомбежкой побывать. И еще узнала Натка в тот вечер, что мать у Вальки учительница и с осени будет работать в починковской школе.
А вскоре девчонки подружились. Лето стояло знойное. В лесах наспело много малины. Запряг однажды дед Иван белую лошадь по кличке Шайхула в телегу, захватил с собой литовку, бастрыг, веревку и выехал со двора. В проулке его уже ждали Тонька и Натка. На плечах у них висели привязанные к холщовым полотенцам туески, ноги были обуты в лапти. О том, что дед поедет за травой и захватит девчонок, баба Настя уговорилась с ним еще с вечера.
Около своих ворот дед остановил лошадь, сходил в дом и привел Вальку. Через плечо Вальки, так же как и у них, было перекинуто полотенце. К концам его дед привязал эмалированную кастрюльку, показал Вальке, как надо держать ее перед собой на груди, чтобы руки были свободны.
Тонька с разинутым ртом уставилась на короткое Валькино платье, голые колени и надетые на босу ногу ботинки.
— Ишь, вырядилась. В малинник всякую рвань одевают, похуже что, — захихикала Тонька.
— Обдерешь, — поддержала подружку и Натка. — За один раз обдерешь, в чем в школу ходить станешь?
— Уж ваши плетенки не надену, — поморщилась эвакуированная девчонка, неловко влезая на телегу. Дед сел рядом с Валькой, Натка и Тонька, подскочив, уместились с другого боку. Немой помахал концами вожжей, лошадь тронулась, и телега весело заскрипела колесами.
— Заставит нужда, дак оденешь. — Тонька поболтала обутыми в лапти ногами и запела:
В лесу на полянах стоял густой туман, так что даже дороги перед лошадью не было видно.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».