Встретимся на высоте - [14]
— Памятники, деда, поставить тут надо! — убежденно воскликнул внук. — Вот как у нас перед сельсоветом.
— Правильно, сынок! — согласно закивал дед. — В каждом селе были герои, революцию защищали…
— А здесь, — глядя на красную ель, убежденно сказал Саня, — мы проведем пионерский сбор. Сразу же в сентябре, как придем в школу. — Еще роднее казались ему теперь эта земля, этот еловый лес, речка, поле…
И Сане представилась ночь. Зарево костров над широкой лесной поляной. Языками пламени бьются на ветру пионерские знамена. А на берегу оврага рядом с красной елью стоит высокий-высокий, похожий на шпиль и на граненый штык, металлический памятник, увенчанный звездой. Выше знамен над еланью, над острыми вершинами леса в дымном зареве неба горит негасимым огнем пятиконечная звезда.
Починок Кукуй
Глава первая
В жаркое летнее утро Натку будит звонкая песня:
Взрослые поют ее жалостно, но Тоньке всегда весело, и эту песню она поет как марш. Натка выскакивает из темных сеней на залитое солнцем крыльцо и невольно зажмуривается. Даже сквозь закрытые веки чувствуется красноватый свет жаркого утра.
— Натка, ночью выковыренных привезли, пойдем смотреть. — Тонька верхом сидит на высоком заплоте и знаками показывает на окно. Перелезать через заплот ни Натка, ни Тонька не решаются, потому что со двора он до половины зарос крапивой. Одета Тонька в Панькину рубаху и штаны. Единственное доброе платье мать прячет от нее в сундук, бережет до школы.
Ворота баба Настя в отсутствие матери закрывает на палку, чтобы Натка не своевольничала. Баба Настя сидит на толстом чурбаке в тени тополей и не слышит, что кричит Тонька. На коленях ее стоит деревянное корытце. Она рубит цыплятам крапиву. Около нее на разные голоса кудахчут куры.
На кухне кипит пузатый медный самовар. Натка, обжигаясь, пьет чай и потихоньку вылезает в окно. На минутку останавливается около распустившихся за ночь душистых шафранов, что оранжевыми огоньками горят в садке, и, решившись, срывает несколько цветков. Залитая солнцем травянистая улица тиха и пустынна. Только ветер шумит листвой тополей да около соседской избы трется о дощатую изгородь пестрый теленок.
— Председатель со станции на тарантасе привез, У немого остановились, — выкладывает новости Тонька, пока они бегут по выбеленной солнцем тропке к дому немого.
Дед Иван, Ванека, как зовут на починке немого колхозного конюха, — сосед Натки. Дома их стоят на одной стороне улицы, разделяет их только крутой ложок. На дне ложка блестит ржавая вода, растут острая осока и камыши. Дом деда Ивана состоит из двух половин, зимней и летней, соединенных сенями.
Тонька останавливается в тени у летней горницы. Держась за наличники окна и упираясь босыми ногами в теплые бревна стены, девчонки лезут вверх, чтобы заглянуть в комнату. Приплюснув нос к стеклу, Натка вдруг застывает на месте. Из комнаты на них смотрит бледная худая девчонка с черными печальными глазами. Она прижимает к груди пушистого котенка. Котенок вырывается из рук девчонки, стараясь достать красную атласную ленту, что заплетена в темной косичке ее.
— Умора! Платье-то чуть не до пупа, — хохочет Тонька и падает на завалину. Натка прыгает следом.
— Выходи на улицу! — Тонька забирает из рук Натки цветы, машет ими в воздухе. — Глянь-ко, чего покажем! Не выйдет… — через некоторое время с обидой говорит Тонька. — Я уж выманивала. Когда она в мячик на крыльце играла. В настоящий, резиновый.
— В настоящий? — недоверчиво смотрит на Тоньку Натка. — Врешь, поди?
— С какого угару врать-то я буду? — возмущенно кричит Тонька.
— Вот бы хоть подержать!.. — судорожно вздыхает Натка.
Тонька в досаде трет свой облупленный нос, и в живых зеленоватых глазах ее загораются хитрые огоньки: «Поклонится еще. С кем играть-то тут станет, выбражуля городская».
Рядом с домом деда Ивана растут раскидистые черемухи. Натка и Тонька останавливаются в тени под деревьями. И, смахнув с жердяной изгороди тополиный пух, усаживаются под черемухами.
— А какой он? — не отрывая взгляда от окон немого, спрашивает Натка.
— Кто?
— Да мячик.
— Серый. С красной полоской. Какие до войны продавали.
— Вот бы поиграть в такой-то, — снова вздыхает Натка.
О настоящем мячике Натка с Тонькой мечтали давно и всякий раз, когда взрослые собирались в районный поселок или на станцию, просили купить. Но ни в починке, ни в районном центре мячей не продавали. Прошлой весной, когда линяла корова Дунька, баба Настя скатала им два бурых, как Дунькина шерсть, мяча. Но много в них не наиграешь, тяжелые и едва отпрыгивают от пола.
В одном из окон дома, что стоит через дорогу от Ванекиного, показывается белая Аркашкина голова. Аркашка насвистывает и, поймав осколком зеркала солнечный луч, наводит на Тоньку.
— Чего рассвистелся, филин белобрысый?! — кричит с изгороди Тонька. — Как пескарей ловить, дак девки несите сито. А как нашел пиканное место, дак сразу зажулил.
— Таскаешь потихоньку задами, — поддерживает подружку Натка.
— Мотри! Дожульничаешь! — грозит кулаком Тонька.
