Встречного ветра! - [10]

Перед Новым годом мы испытали дельтаплан с парусом, в который впрессовали полиэтиленовую пленку. Первым полетел Глеб и поднялся метра на полтора над склоном. Все-таки это был не полет, а длинный размашистый подскок. После него попробовал я, потом Боб, затем Васька. Этот сразу поскользнулся и покатился вниз. Удары смягчил снег, Васька отделался синяками, но в аппарате целой осталась только подвесная система, пленка отслоилась и висела прозрачными лохмотьями.

Боб сразу же предложил «скинуться» и купить материалов на новый аппарат. Подработать можно, разгружая вагоны со щебнем.

Работа по разгрузке показалась нетрудной. Я работал с Васькой. Мне нравился этот спокойный молчаливый парень. Труд объединяет. Раскалывая ломом смерзшиеся глыбы щебня, Васька разговорился, сказал, что собирается поступать в институт.

— В какой? — спросил я.

— В МАИ. Интересная, оказывается, эта штука — летательные аппараты.

Девушек к разгрузке мы, конечно, не допустили, и они обсуждали в сторонке свои женские проблемы, характерно показывая руками: воротник стоечкой, вырез досюда, здесь вытачки… Боб, дурачась, пел вслед Лильке: «Брось шутить, красавица, не надо! Не смотри наивно так в лицо. Ты была вчера моей любимой, а сегодня для меня никто…» Не знаю, какие у них были отношения раньше, но сейчас она никак не выделяла Боба из компании, он злился, и за шуточками была плохо скрытая ревность.

Разгрузили по два вагона. Васька устал, но держался молодцом. Ребята работали здесь все прошлое лето, зарабатывали на мотоциклы. Когда Глеб наконец объявил перекур, я с трудом выбрался из вагона и ахнул: девушки догадались купить хлеба, колбасы, молока.

— А хорошо! — восторженно бормотал Боб, откусывая большие куски от кольца дешевой колбасы. — В цехе приходится за зарплату вкалывать, а здесь исключительно для души.

— Ты не любишь свою работу? — спросила Люба.

Боб пояснил, что работу можно любить и имея шестой разряд или внедряя свою «рацуху», а большая ли радость возить напильником? В школе на профориентации их водили смотреть вычислительную технику: возле шкафов с аппаратурой все казались умными и страшно грамотными.

— Сложность профессии еще не богатство личности, — сказал я.

— Где они, эти личности? — вздохнул Боб.

Глава 3

Лилька убежала в приемное отделение вслед за носилками с Бобом. Подъехал «Запорожец». Вышла Лилька, сообщила, что Боба отнесли на рентген. Глеб сказал:

— В театр мы еще успеем. — Он посмотрел на часы. — А сейчас поедем й «Отдых», что ли. Надо серьезно поговорить.

— О чем говорить? — взвился я. — Вдвоем задумали, вдвоем надо было и заканчивать, а не плодить этих диких энтузиастов.

— Боб хотел как лучше, — вздохнула Лилька.

— Боб, в общем-то, славный парень, — сказала Люба, резко выворачивая на перекрестке руль. — Правда, характер неуравновешенный и противоречивый, но так у всех сильных натур. Бездарности просты и понятны, как дорожные знаки. А он торопится проявить себя, сделать все по-своему.

— Слыхали… — усмехнулся я. — «Дайте мне точку опоры…»

— Зачем же так? — укоризненно вздохнула Люба, переключая скорость, — мир строят только личности.

— Это Боб личность? — удивился я.

— По-своему, конечно… Другое дело, что он еще не может отличить хорошее от плохого.

Попасть в кафе «Отдых» вечером невозможно из-за множества желающих. А сейчас в зале пусто, тихо, спокойно. Лилька послушала разговаривающего с официанткой Глеба и шепотом спросила у меня:

— Что такое «Сект»?

— Сорт шампанского.

Глеб бесшумно вытащил пробку из бутылки, отломил от плитки шоколада три квадратика и бросил их в бокал. Квадратики обросли пузырьками, всплыли, опустились на дно и опять всплыли. Лилька замерла в немом восторге.

За окнами послышался треск мотоциклетных моторов, и через минуту в зал с шумом ввалилась компания — шесть парней в джинсовых костюмах. По-хозяйски сдвинули два столика, развесили по спинкам стульев мотоциклетные шлемы. На столе очутился транзисторный магнитофон, и кафе наполнилось ритмом глен-миллеровской «Чаттануга-чучу». Что-то горячо обсуждая, нас не заметили. Заказали дешевого винца, разом встали и, не чокаясь, выпили.

— Играют, — усмехнулся я. — У меня мать всю жизнь работает с дошколятами и говорит, что дети отличаются от взрослых только тем, что искренне верят в свои игры. Раньше парни в таком возрасте революцию делали, строили Магнитку, бросались на амбразуры, а сейчас их дурацкие выходки называют ошибками роста, бесцельность превратилась в поиски места в жизни, позерство в самоутверждение. Если уж они личности, так и спрос с них должен быть соответствующий, а то из-за этого сюсюканья они до сих пор не могут отличить истинные ценности жизни от ложных.

— Глупость — это неумение думать, — вздохнула Люба. — Говорить и осуждать легче всего, а если ты знаешь истинные ценности, почему до сих пор не помог ребятам увидеть их?

Но тут Лилька охнула и испуганно пригнулась к столику. В зал вошел Бармин с высоким рыжим парнем в коричневом костюме. Они прошли в противоположный угол зала.

Появление Бармина избавило меня от необходимости отвечать Любе, и я облегченно вздохнул. Да и что я мог сказать ребятам, если за спиной только немного мудреной терминологии первого курса биофака да два года службы в армии.