Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого - [20]

На том же вечере обращал на себя внимание зять Шамиля – Абдуррахим, женатый на второй его дочери Фатимат: он, подобно Хаджио, настолько быстро усвоил понимание русского языка, что мог уже с грехом пополам разговаривать. Все эти успехи он и Хаджио сделали в течение нескольких месяцев своего пребывания в Калуге. На своем же языке, по-черкесски, они свободно разговаривали с теми казанскими татарами, солдатами калужского гарнизона, которые были отряжены к Шамилю для постоянных услуг в доме в качестве дворников, истопников[38], конюхов и проч. Оказывалось, что казанское наречие было очень схоже с адербейджанским, на котором говорили горцы, – и это значительно облегчало положение пленников и их сношение с мужскою прислугою. Интересно еще следующее обстоятельство: по приезде Шамиля в Калугу к нему, как мне рассказывали, явилось пять человек отставных солдат из местных уроженцев, побывавших когда-то в плену у горцев. Когда они явились на двор дома, где проживал Шамиль, то Руновский спросил их, что именно нужно им и с какою целью они желают представиться?

– Мы желаем, ваше благородие, явиться к нашему бывшему хозяину, – ответили солдатики, и их, конечно, допустили, и Шамиль был очень доволен, что бывшие пленники вспомнили о нем, и наделил их серебряными рублями.

Вообще Шамиль не знал счету деньгам – правильнее, цены им, – чем и приводил в величайшее отчаяние своего казначея Хаджио, ведавшего все расходы по дому, где жили знаменитые пленники. Калужские нищие прежде всех проведали об этой стороне характера имама и простаивали иногда по целым дням за углами соседних домов, карауля как самого Шамиля, так и лиц его свиты – сыновей, зятьев и мюридов, – когда они выходили на улицу, чтобы пройтись. Шамиль обыкновенно подавал им те монеты, которые были в данное время в его кармане – были ли то рубли, полтинники или гривенники, – безразлично. Хорошо еще, что золото стало уже исчезать тогда из обращения; бумажек же татары недолюбливали и избегали иметь их.

– Как я могу подать нищему одну или две копейки, – говорил Шамиль, – а вдруг случится, что ему в тот день никто более не подаст?!.. Чем же он будет сыт?..

И только спустя несколько месяцев Руновскому удалось наконец убедить и Шамиля и его ближайших родственников, что они делают довольно сомнительное добро, подавая серебряные мониты калужским нищим.

– Вы помогаете злому делу, помогаете греху, – объяснил Руновский, – на вашу милостыню эти люди напиваются пьяны и потом дерутся и буйствуют и не хотят уже трудиться…

Шамиль был очень опечален, когда увидел, что он вместо желаемого добра творил зло, и с того времени стал подавать милостыню лишь старикам и старухам.

В ту зиму в Калуге не было никакого театра, а между тем из Петербурга шли инструкции о том, чтобы Шамиль не скучал, и чтобы, по возможности, его развлекали. В то время происходили в Калуге дворянские выборы, повторявшиеся обыкновенно через каждые три года. Шамилю предложили посетить эти выборы, и он согласился. Нам, приезжим офицерам, сказали об этом, и мы, надев мундиры, отправились в собрание.

Мы застали Шамиля и всю его свиту уже в зале собрания. Шамиль сидел, поджав по-восточному ноги, на эстраде или на небольшом возвышении от полу, на котором помещался громадный, в натуральную величину портрет государя; по обеим сторонам от него, как и прежде стояли, не шевелясь, его сыновья, зятья и мюриды. Иногда кто-нибудь из присутствующих на баллотировании дворян подходил к нему и при помощи переводчика обменивался несколькими фразами; это позволяли себе исключительно те заслуженные военные, которые уже ранее были где-нибудь ему представлены. Затем Шамиль поднялся с места и, величаво пройдя всю залу, уехал из собрания.

Свита же его осталась и тотчас же разделилась на две половины: Магомет-Шефи и Хаджио направились прямо на хоры, к барыням, а остальные принялись разгуливать по залам и стали курить табак, чего отнюдь не смели делать в присутствии Шамиля, который и сам не курил и им не позволял, находя это «роскошью», с которой суровые воины гор не должны быть знакомы.

V

Клуб в Калуге. – «Гражданин» Оболенский. – Шамиль на вечере дворянства в клубе. – Судьба Шамиля и его сыновей. – Учение мюридизм. – Знакомство Шамиля с губернским предводителем дворянства Щукиным. – Снятие фотографий с черкешенок. – История с бриллиантами жен Шамиля. – Красота Керимат, жены Гази-Магомы

При посредстве брата, который должен был пробыть в Калуге некоторое время по делам службы, я стал бывать в клубе. Там я встретил, между прочим, одну интересную личность – высокого старика с большою белою бородою, скромного, молчаливого, сидевшего по большей части в клубной библиотеке. На мой вопрос, кто это? – мне ответили: «Гражданин Оболенский…»

Это был бывший декабрист, блестящий когда-то гвардейский офицер, князь Оболенский, возвращенный по Манифесту 26 августа 1856 года[39] в Россию и получивший разрешение именоваться «гражданином» Оболенским. Потом, как известно, права всех декабристов были совершенно восстановлены.

Однажды, когда в клубе устроен был какой-то торжественный вечер, даваемый дворянами избранному вновь на трехлетие губернскому предводителю Щукину, и предположены были танцы, Шамиль явился в клуб в сопровождении своей свиты, и по случаю его посещения, я помню, мазурку начали танцевать тотчас же после первого контрданса. Так как музыку оркестров вообще Шамиль почему-то недолюбливал