Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого - [18]

Мы тихо опустились на свои стулья, – и только тут я заметил, что вместе с Шамилем в приемную вошли еще несколько татар в богатейших черкесских костюмах, с дорогим оружием за поясом и в высоких папахах. Все они чинно, неслышными шагами прошли к дивану, на котором сел Шамиль, и разместились стоя, вдоль стены, по правую и по левую сторону от своего повелителя. Все эти рослые красавцы мюриды, между которыми, как оказалось после, находились два сына имама и его зять, стояли не только безмолвно, но даже и не шевелясь, подобно статуям, с скрещенными на груди руками и глазами, опущенными долу… Этого требовал восточный этикет и высокое положение Шамиля, как светского владыки и в то же время высшего духовного лица.

Начался разговор, отрывочный, несвязный и малоинтересный. Шамиль, пристально глядя на офицера, предлагал какой-нибудь неважный вопрос, переводчик быстро повторял этот вопрос по-русски и затем передавал ответ по-татарски. Вопросы касались преимущественно самых ординарных вещей: «Где стоит ваш полк?» – «Какими особенностями отличается место стоянки?» – «Через какие города вы ехали?» – и т. п. Если Шамиль видел на офицере какой-нибудь орден с мечами, то спрашивал – за какое дело получен был этот орден? Ответы наши были, по большей части, удачные, так как Руновский предварил нас о характере вопросов.

Когда дошла очередь до меня, то я сказал, что приехал из Чембара, за 1000 верст, и что мне многие товарищи завидовали, что я еду в город, где увижу его, имама… Шамиль, когда Грамов перевел ему мой ответ, слегка качнул головою вперед и как-то странно и грустно улыбнулся…

– А чем отличается Чембар? – спросил он.

Я ответил, что в 12-ти верстах от этого города находится могила Лермонтова, знаменитого поэта, бывшего кавказского офицера.

– Я о нем слышал, он описывал Кавказ, – сказал Шамиль.

Дошла очередь до прапорщика Орлова. Узнав, какого он полка и что он долгое время служил на Кавказе, Шамиль спросил, в каком деле он получил свой георгиевский крест?

Орлов ответил:

– За штурм аула Китури, когда был взят в плен наиб Хаджи-Магомет.

Но едва только переводчик успел передать Шамилю ответ, как этот усталый и флегматичный с виду старик мгновенно выпрямил свой сутуловатый согнутый стан, брови его нахмурились, а глаза блеснули недобрым светом. В то же время шевельнулась и вся его свита, которая до того стояла манекенами. Руновский побледнел и завертелся на своем месте. Мы все поняли, что произошло что-то особенное, неприятное. Вдруг Шамиль быстро проговорил, два раз подряд какую-то фразу, в которой упоминалось имя того же Хаджи-Магомета, оказавшего, как объяснилось после, отчаянное сопротивление (в августе 1858) нашему отряду, которым командовал генерал-лейтенант барон Вревский, раненый в этом деле двумя пулями, от которых вскоре и умер.

– Имам говорит, что Хаджи-Магомет был взят в плен мертвым, – проговорил сконфуженный Грамов.

А между тем Шамиль, все еще хмурый и видимо недовольный, поднялся с своего места; это означало, что наша аудиенция была окончена, и мы стали откланиваться.

Едва только мы спустились в нижний этаж, как Руновский накинулся на сконфуженного Орлова:

– Что вы наделали!? Как можно было говорить Шамилю такие вещи!.. и пр.

Орлов оправдывался, ссылаясь на официальную реляцию о деле под Китури, в которой Хаджи-Магомет был показан «взятым в плен», и что лишь на другой день после битвы было отправлено дополнительное донесение, в котором сообщалось, что пленный наиб «умер от ран»…

В действительности же было так, как говорил Шамиль: то есть Хаджи-Магомет был найден мертвым в башне, в которой он защищался до последнего издыхания, получив множество ран. А для того, чтобы реляция казалась пышнее и победоноснее, в ней начальство немножко прихвастнуло, упомянув о таком трофее, как «пленный» предводитель племени, в расчете, конечно, на более щедрые награды за дело.

Так неловко закончилось наше представление Шамилю. Вскоре мне довелось увидеть этого знаменитого пленника еще несколько раз – один раз на вечере в доме полковника Еропкина, а два раза в зале дворянского собрания на происходивших в то время дворянских выборах.

IV

Вечер у полковника Еропкина с Шамилем. – Мазурка. – Сыновья Шамиля: Гази-Магомет и Магомет-Шефи. – Мюрид Хаджио и Абдуррахим. – Представление Шамилю бывших пленных солдат. – Калужские нищие. – Посещение Шамилем дворянских выборов

Спустя несколько дней после представления Шамилю я был приглашен к полковнику Еропкину на вечер, «к пяти часам». Я был очень удивлен таким ранним часом, но, тем не менее, постарался приехать к этому именно часу. Оказалось, что на вечер должен был приехать и Шамиль; а так как он ложился зимою обыкновенно не позже восьми часов, то всех гостей и пригласили к пяти.

Это был, как я узнал, первый еще выезд Шамиля в частный дом в Калуге, да и вообще в России; в Петербурге пленный имам бывал лишь во дворцах, а собственно «в гости» ни к кому не ездил.

Я застал у гостеприимного хозяина большое общество, преимущественно из военных и их жен. Хотя это был простой «вечер», но дамы были почему-то одеты по-бальному и декольтированы. Было несколько очень красивых дам и девиц.