Встреча в Шереметьево - [3]
Кто–то из толпы уже оглядывался на них. Одна женщина отошла от них подальше. Другая, наоборот, подошла и о чём–то спросила.
— Нет, — последовал ответ. — На фиг нам пекинский? Мы встречаем самолёт из Иордании.
«Ёлки зелёные! Сущий Вавилон! — подумал я. — И что примечательно: никакой информации — ждать или не ждать и сколько ждать… Кто идёт, откуда идёт, с какого самолёта — не понять ни черта!»
Люди в толпе, подняв руки, вяло помахивали табличками, где было написано «Доминик», «М-р Ллойд Гарднер», «Европа — Тур»… Опытные, знают, что здесь несложно затеряться. Выйдет человек из стеклянной зоны, увидит табличку и больше не станет крутить головой, искать встречающего… Мимо нас прошла шумная группа латиноамериканцев. Чуть слева устало облокотилась на колонну фигуристая девушка в джинсах, и я тотчас же обратил внимание на её модельную внешность. В толпе появился толстый, обливающийся потом негр и тоже задрал свою табличку над головой.
Прошёл час.
— Я уже есть хочу, — сказала жена. — Сегодня ещё ни разу толком не ела. Целый день бегу куда–то.
— А теперь вот — стоим… У нас в сумке явно найдётся что–нибудь подходящее.
— Давай хоть по бутерброду…
— Кстати, что ты туда наложила?
— Сок, воду, ветчину, бананы, хлеб, масло, джем…
— Как надоело ждать!
Рядом не было ни одной скамейки. Пришлось влезть на прочные поручни у окна, но долго сидеть вот так, по–вороньи, не удалось: не самое это удобное место для обеда.
— Хоть бы заглянуть туда, в эту чёртову «зону», может быть и разглядели бы мы пани Галину. Но нет, отгородились они от всего мира, ничего не видно. Всё у них тайны…
— Ну не прозевали же мы её, в самом деле?
— Вряд ли. Ни одного пассажира не пропустили, каждому заглянули в лицо…
Шумные дамочки опять затрещали в свой мобильник:
— …Ты где?.. Что?.. Да ты с ума съехал!.. Отпад! А мы ждём возле сектора «В»! — и — подруге: — Пошли, Наташка! Этот остолоп выползает из сектора «А». Вот идиот!
Они сорвались с места и помчались на другой конец аэропорта.
— Вот бардак! — проворчал я. — А может быть, и мы зря тут торчим?
— Но ведь я своими ушами слышала: «в сектор В».
— Слышала или догадалась?
— Ну, теперь уже это не выяснишь…
— И всё же я пойду пройдусь. Авось повезёт.
Я пошёл следом за убежавшими дамочками, встречавшими какого–то Сэма из Иордании. Возле сектора «А» картина была похожей: толпа встречающих, маленькие группки пассажиров, прилетевших в Шереметьево, суета, толкотня, гул голосов. Я прогулялся вдоль скамеек, заглянул в лица пассажиров. Нигде не нашёл нашей польской гостьи.
Потом обратил внимание на то, что в центре зала человек двадцать стоят, задрав головы, и таращатся на большие экраны телевизоров «Самсунг». Рядом висел указатель: «Здесь вы можете увидеть прибывших пассажиров». Я тоже стал вглядываться в экран. Где–то, в неведомом мне зале, толпились у конторок люди с чемоданами. Прибывшие пассажиры. Лица разглядеть не удалось. Несколько женщин показались мне похожими на Галину Янашек. Они стояли возле своих чемоданов и явно никуда не торопились.
Я вернулся к жене.
— Там можно якобы увидеть по телевизору прибывших пассажиров.
— Где?
— А вон, в центре зала.
— Ты кого–нибудь увидел?
— Заметил несколько человек, похожих на пани Галину своей сыльвэткой…
— Чем?
— Тьфу! совсем заговорился. В мозгах у меня — польский язык. Я имел в виду «своей фигурой, силуэтом».
— Пойду и я посмотрю.
— Прогуляйся.
Мы уже совсем заскучали. Прошло полтора часа. Ноги гудели, спину ломило от долгого стояния у стены. Я понимал, что что–то произошло, но ещё надеялся, что эта заминка — всего лишь досадная случайность.
Жена вернулась минут через пять.
— Ничего там рассмотреть не удаётся. Все женщины похожи на пани Галину.
— Давай подойдём поближе к двери.
— Да ведь и так видно.
— Нет, вон те люди загораживают. Надоело вытягивать шею.
Мы подошли к самому выходу. Народ из–за стеклянной стены пошёл активнее.
— Новый самолёт прилетел, что ли?
— Слушай, но ведь прошло уже почти два часа. Не может быть, чтобы их так долго там держали, — сказала жена. — Надо идти куда–то, выяснять.
— Куда?
Я услыхал сзади сердитую реплику «Как мне надоел этот шереметьевский барделюжник!» и обернулся к прижимавшим меня сзади к парапету двум парням.
— Простите, вы случайно не польский ждёте? — спросил у них.
— Нет, из Пекина.
— А о польском ничего не слыхали?
Они пожали плечами.
— Вы сначала уточните, прибыл самолёт или нет.
— Давно прибыл. Дикторша объявила два часа назад.
Они почему–то заржали.
— Ну конечно, поляков, как всегда, не выпускают.
— Что значит «как всегда»?
— Вечно у них тут проблемы в последнее время.
— А вы здесь часто бываете?
Они не ответили, потому что увидели своего друга, который толкал впереди себя тележку, заставленную десятком больших коробок «с товаром». Тележка еле въехала в не такую уж низкую дверь. Ясно: это «деловари», бизнесмены. Потом будут продавать нам это китайское барахло… Я почувствовал себя совсем неуютно, словно отец, который приехал за дочкой в пионерский лагерь, а ему дочь не «выдали». Многие дети уже вышли, а дочери нет…
Жена заметила за стеклянной стеной сотрудницу аэропорта и решительно направилась к ней. После короткого диалога вернулась и сообщила:
На даче вдруг упал и умер пожилой человек. Только что спорил с соседом о том, надо ли было вводить войска в Чечню и в Афганистан или не надо. Доказывал, что надо. Мужик он деревенский, честный, переживал, что разваливается страна и армия.Почему облако?История и политика — это облако, которое сегодня есть, завтра его уже не видно, растаяло, и что было на самом деле, никтоне знает. Второй раз упоминается облако, когда главный герой говорит, что надо навести порядок в стране, и жизнь будет "как это облако над головой".Кто виноват в том, что он умер? Покойный словно наказан за свои ошибки, за излишнюю "кровожадность" и разговорчивость.Собеседники в начале рассказа говорят: война уже давно идёт и касается каждого из нас, только не каждый это понимает…
Повесть Алексея Петрова «Голуби на балконе» читать легко, и это несомненное достоинство произведения, опубликованного в интернете. Возможно, этот текст не вызовет огромного потрясения. Если вы начнете его читать, то попадете в мир далеких от нас реалий. Хотя, возможно, не такой уж далекий. Даже мое поколение может вспомнить начало восьмидесятых. Только этот период для нас, пожалуй, более радужный, чем для героев повести Алексея Петрова: детство навсегда остается детством.Герои повести прощаются со студенческой юностью, сталкиваются с абсолютно «взрослыми проблемами»: поиском жилья, распределением, бюрократией.
Внимательный читатель при некоторой работе ума будет сторицей вознагражден интереснейшими наблюдениями автора о правде жизни, о правде любви, о зове природы и о неоднозначности человеческой натуры. А еще о том, о чем не говорят в приличном обществе, но о том, что это всё-таки есть… Есть сплошь и рядом. А вот опускаемся ли мы при этом до свинства или остаемся все же людьми — каждый решает сам. И не все — только черное и белое. И больше вопросов, чем ответов. И нешуточные страсти, и боль разлуки и страдания от безвыходности и … резать по живому… Это написано не по учебникам и наивным детским книжкам о любви.
Понимаете, в чём штука: есть вещи, о которых бессмысленно говорить. Например, смысл жизни. Зачем о нём говорить? Надо прожить жизнь, оно и будет понятней.Алексей Петров пишет о любви к музыке, не ища в этом смысла. Он просто рассказывает о том, как он жил, и музыка жила с ним.
Забавный рассказ о молодом авторе, который сожалея о том, что все интересные темы "расхватали" до него пытается писать свои рассказы о чем угодно, беря сюжеты из окружающей его действительности.Действительно, что только не служит порою для автора толчком к написанию своего произведения. Даже вот такой "Дерьмовый случай" из жизни.
О сафари в Сахаре, верблюдах, бедуинах и звёздном небе.
О чем шушукаются беженцы? Как в Сочи варят суп из воробья? Какое мороженое едят миллиардеры? Как это началось и когда закончится? В «Библии бедных» литература точна, как журналистика, а журналистика красива, как литература. «Новый завет» – репортажи из самых опасных и необычных мест. «Ветхий завет» – поэтичные рассказы про зубодробительную повседневность. «Апокрифы» – наша история, вывернутая наизнанку.Евгений Бабушкин – лауреат премии «Дебют» и премии Горчева, самый многообещающий рассказчик своего поколения – написал первую книгу.
Последние два романа Александра Лыскова – «Красный закат в конце июня» (2014 г.) и «Медленный фокстрот в сельском клубе» (2016 г.) – составили своеобразную дилогию. «Старое вино «Легенды Архары» завершает цикл.Вот что говорит автор о своей новой книге: «После долгого отсутствия приезжаешь в родной город и видишь – знакомым в нём осталось лишь название, как на пустой конфетной обёртке…Архангельск…Я жил в нём, когда говорилось кратко: Архара…Тот город навсегда ушёл в историю. И чем дальше погружался он в пучину лет, тем ярче становились мои воспоминания о нём…Бойкая Архара живёт в моём сердце.
Есть на свете такая Страна Хламов, или же, как ее чаще называют сами хламы – Хламия. Точнее, это даже никакая не страна, а всего лишь небольшое местечко, где теснятся одноэтажные деревянные и каменные домишки, окруженные со всех сторон Высоким квадратным забором. Тому, кто впервые попадает сюда, кажется, будто он оказался на дне глубокого сумрачного колодца, выбраться из которого невозможно, – настолько высок этот забор. Сами же хламы, родившиеся и выросшие здесь, к подобным сравнениям, разумеется, не прибегают…
В третьем томе четырехтомного собрания сочинений японского писателя Кобо Абэ представлены глубоко психологичный роман о трагедии человека в мире зла «Тайное свидание» (1977) и роман «Вошедшие в ковчег» (1984), в котором писатель в гротескной форме повествует о судьбах человечества, стоящего на пороге ядерной или экологической катастрофы.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.