Встреча в Шереметьево - [5]

— Мы тоже расстроились: получается, что мы пообещали прийти и не пришли.

— В Шереметьево она просидела в самолёте до часу ночи, а потом полетела в Гонконг.

— Десять часов в пустом самолёте?! Вот чудеса! Как же она выдержала это?

— Выдержала… Впрочем, возможно, что и не в самолёте, а где–то рядом.

— А как же она добралась до самолёта, улетающего в Гонконг?

— Вероятно, её перевезли в закрытой машине.

— Вы шутите?

Вот ещё, нашли шпиона…

Подумать только: не выпустить пожилого заслуженного человека в аэропорт! Что это — буквоедство, равнодушие?.. А впрочем, что же им, работникам паспортного контроля, было делать? Закон есть закон. Нет визы — нет аэропорта…

— Ну, слава богу, что всё обошлось.

Мы попрощались с Эдвардом Куровским. Я положил трубку и подумал: «Не надо так расстраиваться, уважаемая пани профессор. Не последний день живём на свете. Бог даст, ещё встретимся…»

***

Позже я получил два письма из Варшавы.

«Друг мой Алёша!

16 августа Галина вернулась из Гонконга и Макао. Сначала она хотела лететь туда через Лондон, но потом изменила своё решение, чтобы повидаться с вами в Москве. И очень жалела, что это не удалось. Впрочем, мне понятна осторожность российских властей.

Галина возвращалась домой через Лондон. Там пассажиры с транзитными билетами могут выходить из аэропорта, могут даже опоздать — самолёт без них не улетит…

В Китай виза не нужна. Можно ходить и ездить по всему семимиллионному Гонконгу, можно добраться на судне до Макао. И всюду — вежливость и порядок. А в российском аэропорту — балаган и озлобленность. Таможенный досмотр в Гонконге длился 5 минут: Галине только велели снять шляпу (нет ли там бомбы). Моя жена не успела на автобус, который должен был отвезти её в отель, поэтому ей предоставили специальный лимузин.

На Всемирном Конгрессе она прочитала по–английски свой доклад о современной славянской литературе. Следующий будет в Южной Америке через два года, но Галина уже собирает для этого форума рефераты из разных славянских стран, читает их либо возвращает, чтобы были внесены поправки, и по этому поводу случаются в Интернете не слишком–то приятные дискуссии.

Моей последней книгой заинтересовался китайский атташе по культуре, который преподаёт польский язык в университете в Пекине.

Всего самого наилучшего Тебе и всей Твоей семье.

Эдвард»

«Милые друзья!

Очень мне жаль, что Вы с женой столько намучились из–за меня, ожидая, когда я прилечу. Очень тронута тем, что вы приехали с бутербродами и другими лакомствами (smakolykami), чтобы сделать время ожидания для меня приятнее, а ещё тем, что Вы взяли с собой фотоаппарат с целью запечатлеть минуты, которые мы могли бы провести вместе.

И всё же я не удержалась от громкого смеха, узнав о той зловещей легенде, какую придумал обо мне и об «Аэрофлоте» Эдвард. Не нужно верить литераторам — привычка литературно приукрашать заставляет их извращать факты или придавать им соответствующий колорит. К тому же я говорила с ним по телефону 4–5 минут, и он мог попросту что–то не понять, недослышать.

Всё гораздо проще: я отнюдь не просидела десять часов в самолёте, и меня не перевозили с самолёта на самолёт в закрытом автомобиле. 10 часов я провела в аэропорту Шереметьево, в той его части, которая предназначена для иностранцев, в беспошлинной зоне, где полно магазинов с дорогими товарами. Там было несколько ресторанов и кафе, где нужно было платить, главным образом, долларами. Оттуда нельзя было выйти, если нет визы в Россию. Все, включая и меня, кто летел в Гонконг транзитом из разных стран (а таких оказалась целая толпа, преимущественно китайцы), были пропущены через особый коридор и не могли общаться с кем–либо снаружи. Я поинтересовалась, есть ли всё–таки такая возможность, говорила, что в аэропорту меня ждут русские друзья. Сначала поляки, которые часто бывают в Москве, сказали мне, что без российской визы у меня нет шансов увидеть кого бы то ни было, а потом, к сожалению, это подтвердили и сотрудники аэропорта.

Ожидание было мучительным, потому что нам предстояло лететь только через пять часов. Пробегал час за часом, и не было известно, когда отлёт и полетим ли вообще. Не знали мы и причину отсрочки — опасность ли террористической атаки или же ремонт самолёта. В той зоне для иностранцев было довольно тесно, почти всё пространство там занимают магазины и мало скамеек, где бы можно было посидеть, а потому люди коротали время, лёжа на подстилках либо на надувных матрацах, которые, как оказалось, возят с собой на подобные случаи. Спят на них, сидят, едят, играют в карты — всё равно, азиаты это или европейцы. И я очень жалела, что у меня нет с собой такого матраца.

Уже в самолёте я заметила, что из–под крыла вырывается пламя. Ночью это было очень заметно, а днём я убедилась в том, что оно полыхает в какой–то не слишком хорошо закрытой щели на крыле — вероятно, самолёт запоздал именно из–за ремонта. Но–чью была сильная болтанка, и я уже подумала было, что это конец — впрочем, закончится всё довольно быстро, а потому не страшно. А сегодня мы узнали о двух авиакатастрофах в России. Это очень печальная новость, тем более что воображение немедленно подсказывает точно такую же возможность перемены в собственной судьбе, а точнее её финал. Время и впрямь неспокойное.