Вспышка. Книга 1 - [130]

Автомобиль медленно затормозил, шофер вышел и, быстро раскрыв зонт, придержал заднюю дверцу. В доме распахнулась массивная резная дверь, и в ярком прямоугольнике света чопорно застыл дворецкий.

– Добрый вечер, Фредерик, – поздоровался с ним Зиолко. – Как поживаешь?

– Прекрасно, благодарю вас, сэр. Мисс, – дворецкий поклонился во второй раз. – Мистер Скольник и остальные гости ждут вас в гостиной, – тихим голосом проговорил он. – Будьте добры, следуйте за мной.

Зиолко кивнул и взял Тамару под руку. Она была благодарна ему за этот жест, поскольку иначе так и осталась бы стоять на месте, широко раскрытыми от удивления глазами глядя на роскошный дом.

Они прошли вслед за Фредериком через крытый портик, мимо изящных, неглубоких зеленых фонтанов, плеск которых заглушал нескончаемо монотонный шум дождя, барабанящего по стеклянной крыше. Тамара взглянула вверх и не поверила своим глазам. Сводчатая галерея полностью окружала портик, повсюду стояли горшки с буйно цветущими великолепными орхидеями. Тамара затаила дыхание и покачала головой. Она была так ошеломлена этими величественными проявлениями роскоши, что ей казалось, она видит сон. Это неизмеримо превосходило все ее ожидания.

Проведя их под еще несколькими рядами арок, Фредерик растворил одну из массивных резных дверей.

Тамара была ослеплена. Она чувствовала, что попала в какой-то волшебный мир; в такой обстановке мог жить какой-нибудь жаждущий наслаждений султан. В каждом из расположенных напротив друг друга огромных каминов потрескивал огонь, наполняя комнату запахами эвкалипта и плодовых деревьев и прогоняя прочь влажный холод. Комната, несмотря на ошеломляющую высоту в тридцать шесть футов и свои необъятные размеры, производила впечатление уютного, приветливого, обжитого и любимого хозяевами помещения.

Если дом и правда является отражением личности своего владельца, то Тамара была совершенно сбита с толку личностью Оскара Скольника. Все говорило о том, что он – человек очень сложный, которого нелегко понять.

Она заметила его сразу же, как только вошла в комнату, хотя прежде никогда не видела. Но даже с расстояния в семьдесят футов его невозможно было не заметить. Он сидел в кресле с подголовником в полукруглом конце комнаты и сразу было видно, что король здесь именно он. Напротив него находился мольберт с большой картиной, а по обеим сторонам от его кресла стояли задумавшись четверо мужчин в вечерних костюмах. Их внимание было приковано к застывшему рядом с мольбертом в позе богомола человеку со скорбным выражением лица и бородкой клинышком. Несколько в стороне сидели две женщины в светлых узких платьях до пола, с бокалами шампанского в руках. Все они представляли собой чрезвычайно элегантную картину, столь совершенную по композиции, что казалось, она специально была рассчитана на то, чтобы производить впечатление.

Сначала никто не обратил внимания на вошедших, и Тамара была им за это благодарна. Она заколебалась и умоляюще взглянула на Зиолко, но он ободряюще улыбнулся и, положив руку ей на спину, повел вперед.

– Мы должны отдать должное символизму, – тихим, но страстным голосом говорил человек с бородкой. – Другими словами, мы должны смотреть глубже поверхности, копать глубже очевидного представления, для того чтобы найти Истину… – Он прервался, неожиданно поняв, что никто его больше не слушает: все глаза были устремлены на вошедших.

Тишина затянулась. Никто не говорил. Никто не моргал. Одна из женщин бесшумно, как привидение, поднялась на ноги, чтобы получше рассмотреть Тамару.

Тишина стояла такая, что можно было бы расслышать стук булавки, упавшей на эти бесценные бессарабские ковры.

Первоначальное восторженное восхищение домом сразу же сменилось у Тамары острым приступом страха. Продолжая идти вперед, она дрожала всем телом, вся ее прежняя уверенность испарилась при одном беглом взгляде на неподвижные фигуры, купающиеся в мягком свете лампы, от которого глаза присутствующих казались остекленевшими, а взгляды напряженными. Чудесная комната, которая на первый взгляд показалась Тамаре ослепительной, теперь обрела какое-то грозное, устрашающее качество, а изысканная картина из мужчин и женщин превратилась в суровое, грозное собрание судей. Первым желанием Тамары было убежать от этой страшной сцены, от этой внушающей ужас обстановки. Она остро ощущала на себе суровые оценивающие взгляды, которые не столько рассматривали, сколько разбирали ее по косточкам.

От обиды щеки Тамары вспыхнули, делая ее еще более привлекательной. У нее было такое ощущение, что она вдруг перестала быть живым человеком, а превратилась в кусок мяса в мясной лавке, который лежит и ждет, когда его начнут хватать, тыкать и презрительно обнюхивать утонченные покупатели, прежде чем отвергнуть или одобрить. Это была унизительная, жестокая и несправедливая ситуация.

И все же каким-то образом, несмотря на все это и не обращая внимания на звон в ушах, она продолжала идти вперед царственной походкой, с гордо поднятой головой. Весь ее вид говорил о том, что перед ними уверенная в себе красавица, сирена, пожирательница мужских сердец.