Вслед за героем - [9]

Бронебойщик сделал второй выстрел, танк задымился.

Мы не смогли увидеть, что произошло дальше с этой машиной, так как головной танк, а за ним и остальные, повернули в сторону наших траншей и начали медленно подбираться к проволочным заграждениям.

— Гранаты приготовлены, разрешите, товарищ лейтенант, — услышал я голос позади себя.

Я оглянулся. Передо мной стоял солдат, который, как мне казалось, особенно недоброжелательно смотрел на меня перед моим докладом. Теперь в его глазах было столько доверия и дружественного сочувствия.

— Разрешите, товарищ лейтенант, — повторил он. — Мы устроили маленькую лазейку в проволочных заграждениях— я по ней проберусь… У нас тут только противопехотные мины поставлены, а они ему — что орехи.

Головной танк подходил к проволочному заграждению. Бронебойщики поливали огнем всю его лобовую часть, но безуспешно.

— Идите, — сказал я солдату, мысленно представляя себе его трудный и опасный путь.

Снаряды, выпущенные из танков, ложились далеко позади траншей. Каждый такой выстрел мы встречали громким криком, в нем была и радость, и издевка над вражескими танкистами.

Все же и у нас появлялись и раненые, и убитые. На левом фланге замолк пулемет. Оба пулеметчика лежали с простреленными головами. А пулемет должен был действовать.

— Пулеметчики есть? — крикнул я по траншее. На мой крик прибежал совсем молодой солдат без пилотки, с исцарапанным до крови лбом.

— Позвольте, товарищ лейтенант.

— А можешь?

— Да, поди, сумею…

Мы оттащили в сторону трупы убитых, и солдат, почему-то поплевав на ладонь, схватился за пулемет.

Длинная пулеметная очередь подтвердила, что солдат не подведет.

Мне некогда было заниматься подсчетом, но я отлично видел, что ряды наши редеют. Просить помощи? А разве на командном пункте не знают, что здесь творится?

Долго ли мы продержимся? Долго ли?

Головной танк с грозным ревом уже подминал под себя колючую проволоку заграждений, его пулеметы поливали свинцом все вокруг себя. Стрельба прекратилась. Солдаты, прижавшись к стенкам траншей, готовили последнее оружие — связки гранат.

Вдруг громкий звук взрыва заглушил все. Наступила такая тишина, в которой, казалось, слышно было биение собственного сердца. Вокруг нас закружились черные космы дыма. Я поднял голову над бруствером и увидел совсем рядом пылающий фашистский танк. Откинулась крышка люка, и над башней, в пляшущих языках пламени, появилось искаженное ужасом человеческое лицо. Объятый пламенем фашист рухнул вниз.

Окончился миг тишины. Грозный рев моторов снова оглушил нас. На этот раз на бреющем полете шли советские самолеты. Мы получили помощь с неба. В несколько секунд все видимое поле перед нами утонуло в облаках дыма, земли и металла, поднятых ввысь бомбовыми ударами наших летчиков. Когда пыль рассеялась, мы уже не видели немецких танков: они ушли в свое логово, оставив на поле боя еще две подбитые машины.

Вскоре связь с командным пунктом роты была восстановлена, меня позвали к телефону. И тут-то я впервые услышал голос Абдурахманова. Сначала он очень удивился незнакомому голосу. Мне пришлось обстоятельно объяснить ему, что произошло.

Этот первый короткий телефонный разговор с Абдурахмановым решил мою дальнейшую судьбу.

— Лейтенант Александров, — сказал он мне, — я прошу вас оставаться на своем посту до моего прибытия.

А прибыл он ровно через пятнадцать минут: не так уж далеко было добираться до наших траншей от землянки командира роты.

За это время я успел лишь обойти свои траншеи и подвести некоторые печальные итоги. Сержант Сметанин, старшина, которого вы сейчас видели, уже эвакуировал всех тяжело раненных и распорядился оказать помощь легко раненным на месте. Здоровые приводили в порядок нашу земляную «фортификацию» — траншеи, пулеметные гнезда и прочее.

Я подошел к группе солдат, чинивших фашинную стенку пулеметного гнезда, и угостил их папиросами. Закуривая, я заметил, что они смотрят на меня не так, как смотрели часа полтора тому назад. И понял я, что меня породнила с ними смертельная схватка с врагом, в которой каждый из нас, не задумываясь, отдал бы жизнь за другого.

— Лейтенант! Где же вы? — услышал я за спиной громкий голос. Я обернулся. На повороте траншеи стоял среднего роста стройный офицер узбек. Это был Абдурахманов.

— Герой! Герой! — говорил он, направляясь ко мне и протягивая руки. — Спасибо вам! — Он крепко обнял меня и поцеловал в щеку.

Я смутился и покраснел. Вокруг меня все заулыбались.

— Как, солдаты, оставим его у себя? — обратился он с шутливым вопросом к окружающим, все еще держа меня за плечи.

И за солдат ответил я сам.

— Я тоже хочу остаться с ними. Подам рапорт…

…Александров закрыл глаза и долго-долго молчал, как будто что-то вспоминал. Наконец, тихо сказал:

— Так закончилась беседа, беседа коммуниста с солдатами об организующей роли партии в Великой Отечественной войне… Давайте, товарищ военный корреспондент, прикорнем немножко перед рассветом, на солдатский манер.

Впрочем, спали мы не совсем по-солдатски: на пуховых перинах, которые заботливый старшина притащил сверху, из брошенного немцами дома.

Но еще раньше чем рассвет пустил над землей свои первые голубые стрелы, нас разбудил шум у порога землянки.