Деревья поднимаются в горы с трудом. Для этого нужны годы и обязательно помощь. Деревьям нужно протянуть руку и подбодрить.
— Шаг… Еще шаг… Еще один…
Когда заметишь, что дерево крепко вцепилось корнями в выступ скалы, оставь его. Уже никакие уговоры, никакая помощь не подействуют.
Дерево нашло свое место. Это его высота. Каждой весной дерево будет оживать и тянуть зеленые веточки к небу. Дерево будет завидовать молодежи: тонким, гибким, упорным саженцам. Когда они успели так высоко забраться? Всего один год прошел!
И зависть старых деревьев, и настойчивость молодых хорошо понимает Шерали. Он верит в силы своего зеленого войска.
Словно полководец, склонившись над картой с коричневым узором гор, он показывает участки неторопливых переходов, обдуманных перебежек, дерзких атак.
— Вы мечтатель, товарищ Султанов, — смеется секретарь райкома. — Я согласен, что это красиво. А что получат не горы, а люди?
Он деловой человек, секретарь райкома. Он хорошо знает, что получат люди. Сады в горах!
Это же великолепно: садами покроются молчаливые, бесплодные горы.
Но секретарь райкома ждет другого ответа: сколько гектаров, через сколько лет будет первый урожай. Разумеется, интересно узнать, какой урожай.
— Товарищ Орлянский, наступление нужно начинать немедленно… Нужно провести операцию…
Орлянский с этим предложением согласен. Орлянский разработал и свой вариант плана.
…А почему Орлянский?
Почему у секретаря райкома русское лицо и фамилия Орлянский? Шерали попытался открыть глаза.
— Где Орлянский сейчас? Где Орлянский?
В тумане проясняются фигуры незнакомых людей.
— Когда начинается операция?
Туман рассеивается. Шерали уже видит лица — чужие, злые.
Лица все ближе и ближе.
— Где Орлянский? На какой день назначена операция?
Шерали приходит в себя. Прикусив губу, всматривается в присутствующих. Он один среди врагов.
Из чудесного, когда-то реального мира Шерали снова возвратился сюда, к хозяину Червонного Гая, коменданту гарнизона фон Штаммеру.
«Почему к хозяину? Какой он хозяин? — невольно подумал Шерали. — Это фон Штаммер, это его солдаты, они сами называют себя хозяевами. Не бывать такому!»
Шерали снова закрыл глаза. Так лучше. Так легче думать. Например, о лесных посадках. Может, снова вспомнятся весенние дни? Они в горах совсем иные. В горах в такую пору уживаются по соседству все времена года.
— Опять плохо? Или все-таки заговоришь?
Шерали продолжает молчать. Он пытается заставить себя думать о чем-то другом.
…Хрупкие на вид саженцы идут в наступление по крутым склонам. С молодым задором деревца ползут вверх, занимая все новые и новые рубежи…
— Мы же имеем возможность, господин комиссар, говорить на любом языке. Не так ли?
Этот вкрадчивый голос принадлежит коменданту фон Штаммеру.
Шерали знает, что еще две-три минуты молчания — и гитлеровец сорвется, перейдет на визгливый крик.
— Вам плохо? — продолжает комендант играть роль вежливого человека. — Но в этом вы сами виноваты. Согласитесь, что вы пленник. Враг. Ваша судьба, жизнь в ваших же руках.
Шерали молчит. Он сейчас далеко-далеко отсюда, за тысячи километров.
Интересно, как сейчас живет Узбекистан? По коротким информациям радио он знал одно: люди работают день и ночь. Так работает весь народ, во всех уголках страны. Вот бы взглянуть…
Вероятно, «лесные планы» Шерали Султанова занумерованы, перевязаны и хранятся в архивах. До них ли! Он бы и сам так поступил.
…Снова вкрадчивый голос:
— Сколько в лесу людей?
Это, наверное, последний вопрос. Комендант еле сдерживает себя.
Шерали открыл глаза. Так и есть! Фон Штаммер сжал кулаки, подался вперед.
— Итак, комиссар ничего не знает, комиссар ничего не слышит!
Уже злые нотки проскочили в эту «вежливую» речь коменданта. Сейчас он топнет ногой, закричит и отдаст знакомое приказание: «Заставить!».
И опять Шерали потеряет сознание. И опять воскреснут удивительные, яркие картины.
Кажется, вчера он видел одну из них. Дед стоял над молоденькой яблоней и сокрушенно покачивал головой:
— Не выдержала. Замерзла. На меня понадеялась. А я, старый, не досмотрел. Ведь ты совсем ребенок…
Дед отломил маленькую веточку.
— Ай-я-яй… Выпустил тебя раздетую, неженка. И все… Пропала.