Всеобщая история бесчестья - [16]
– Я Франсиско Реаль, с Севера. Я Франсиско Реаль, которого называют Барышник. Я позволил этим соплякам поднять на меня руку, потому что мне нужен мужчина. Слышал я, болтают тут всякие глупости, будто в вашей глухомани завелся поножовщик, из удалых, по прозвищу Задира. Вот его-то я и ищу: пусть он покажет мне, никчемному, что такое храбрость и лихость.
Говоря эти слова, он не отрывал взгляда от Росендо. Теперь в правой у него поблескивал большой нож, который до этого, видать, в рукаве прятался. Все, кто толкал Франсиско Реаля, выстроились кружком, все мы глядели на тех двоих, в мертвой тишине. Даже слепой мулат, что на скрипке играл[62], повернул башку в их сторону.
А тут, слышу, сзади зашевелились, и вот в дверях уже человек шесть или семь – верно, компания того Барышника. Самый пожилой, с обветренным лицом и проседью в усах (сильно он на крестьянина смахивал), шагнул вперед да так и застыл, ослепнув от количества женщин и яркого света. Старик с уважением снял шляпу. Остальные зыркали с порога, готовые пустить в ход ножи, если игра пойдет нечестно.
Что же такое творилось с Росендо, что мешало ему раздавить этого наглеца? Не помню, что случилось с его сигареткой – то ли выплюнул, то ли сама вывалилась изо рта. Наконец Росендо сумел выдавить несколько слов, да так тихонько, что нам на другом конце салона ничего не было слышно. Франсиско Реаль повторил свой вызов, Росендо повторно отказался. И тогда самый молоденький из чужаков присвистнул. Луханера взглянула на юнца с презрением, поправила косу и, раздвигая гостей и девушек, прошла к своему мужчине. Засунула руку ему под пиджак, вытащила сверкающий клинок и протянула Задире с такими вот словами:
– Росендо, я верю, ты ему все растолкуешь.
Под потолком в салоне было такое длинное окно, на ручей выходило. Росендо принял нож двумя руками и, будто не узнавая, скользнул пальцем по кромке. А потом резко отогнулся назад, и нож полетел ровнехонько и затерялся где-то за окном, в Мальдонадо. Меня как будто озноб пробрал.
– Такого и резать даже противно, – сказал Барышник и занес руку для удара. Но Луханера обе его руки перехватила и положила себе на шею, и посмотрела своими глазищами, и жестко так сказала:
– Оставь его, он лишь притворялся перед нами мужчиной.
Франсиско Реаль сперва опешил, а потом обнял ее – как будто навсегда – и крикнул музыкантам, чтобы играли танго и милонгу, а всем нам, кто был в заведении, – чтобы мы танцевали. Милонга пожаром пронеслась от стены до стены. Реаль танцевал очень серьезно, но без всякого куража: ведь Луханера и так была с ним. Когда пара оказалась возле двери, он крикнул:
– Сеньоры, посторонитесь, я увожу ее спать!
Так он сказал, и они вышли щека к щеке, будто качаясь в танго, будто потерявшись в танго.
Со стыда я, наверно, весь пятнами пошел. Сделал еще пару кругов с какой-то женщиной, да так и встал на месте. Выдумал, что мне тут жарко да тесно, а сам бочком-бочком да и к двери. Хорошая выдалась ночка – только для кого? На выезде из проулка встретился мне фургон, на козлах прямо, как люди, стояли две гитары. Мне даже горько стало, что их вот так-то оставили, как будто мы уже ни на что не годные, даже бесхозный инструмент не утащим. И от чувства, что мы – никто, вошла в меня смелость. Схватил я гвоздику, которую носил за ухом, швырнул в лужу и долго потом на нее глядел, вроде как чтобы ни о чем не думать. Мне хотелось мигом перескочить в завтрашний день, выбраться из этой ночи. И тут кто-то толкает меня локтем – это мне было почти как радостно. Я увидел Росендо, тот в одиночку уходил из района.
– Вот полудурок, вечно поперек дороги попадается, – ругнулся он на ходу, то ли чтобы полегчало ему, то ли еще зачем – не знаю. Он выбрал дорогу что потемнее, вдоль Мальдонадо; больше мы с ним не встречались.
Я стоял и смотрел на то единственное, что видел всю свою жизнь: небо от края до края, ручей, кипящий под ногами, спящая лошадь, немощеная улочка, высокие печи. И мне подумалось тогда, что я просто бурьян на этих берегах, выросший посреди жабьих цветков и белых костей. Ну а что еще вырастет из этого мусора, кроме нас, горлопанов с дрожащими руками, спорых только на словах? А потом понял: чем наши места гаже, тем храбрее надо за них стоять. Бурьян, значит? Так пускай милонга кружит голову, а ветер несет запах жимолости. Хороша ночка, да без толку. Звезд высыпало, только глянь – голова закружится, одни поверх других. Я изо всех сил уговаривал себя, что меня это дело никак не задевает, но трусость Росендо и невыносимая отвага чужака не давали мне покою. Даже женщиной на ночь сумел разжиться! На эту ночь и на многие ночи, а может быть, и на все, – подумалось мне, – ведь Луханера – дело серьезное. Бог знает, куда они могли пойти. Уж точно не сильно далеко. Наверняка уже милуются в какой-нибудь ложбинке.
Когда я наконец вернулся, танцы продолжались как ни в чем не бывало. Я незаметно смешался с толпой; некоторые из наших смылись, северяне танцевали наравне с остальными. Никаких тычков да подначек – все вели себя настороженно и аккуратно. Музыка навевала сон, те женщины, что с северянами танцевали, держали рот на замке.
Произведения, входящие в состав этого сборника, можно было бы назвать рассказами-притчами. А также — эссе, очерками, заметками или просто рассказами. Как всегда, у Борхеса очень трудно определить жанр произведений. Сам он не придавал этому никакого значения, создавая свой собственный, не похожий ни на что «гипертекст». И именно этот сборник (вкупе с «Создателем») принесли Борхесу поистине мировую славу. Можно сказать, что здесь собраны лучшие образцы борхесовской новеллистики.
Борхес Х.Л. 'Стихотворения' (Перевод с испанского и послесловие Бориса Дубина) // Иностранная литература, 1990, № 12, 50–59 (Из классики XX века).Вошедшие в подборку стихи взяты из книг «Творец» (“El hacedor”, 1960), «Другой, все тот же» (“El otro, el mismo”, 1964), «Золото тигров» (“El oro de los tigres”, 1972), «Глубинная роза» (“La rosa profunda”, 1975), «Железная монета» (“La moneda de hierro”. Madrid, Alianza Editorial, 1976), «История ночи» (“Historia de la noche”. Buenos Aires, Emecé Editores, 1977).
Мифология, философия, религия – таковы главные темы включенных в книгу эссе, новелл и стихов выдающегося аргентинского писателя и мыслителя Хорхе Луиса Борхеса (1899 – 1986). Большинство было впервые опубликовано на русском языке в 1992 г. в данном сборнике, который переиздается по многочисленным просьбам читателей.Книга рассчитана на всех интересующихся историей культуры, философии, религии.
В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни.
В сборник произведений выдающегося аргентинца Хорхе Луиса Борхеса включены избранные рассказы, стихотворения и эссе из различных книг, вышедших в свет на протяжении долгой жизни писателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».