Все прекрасное началось потом - [63]

Ты сидишь в постели с ее дневником, а потом засыпаешь – и спишь до самого рассвета. А на другой день после полудня поднимаешься на крышу поплавать в бассейне.

У бассейна очень жарко – и некоторые постояльцы гостиницы переместились вместе с шезлонгами в тенек. Дневник остался внизу – на кровати. Наверное, она боялась, что ты никогда не сможешь ее полюбить, если узнаешь всю правду. Через год ты мог бы стать отцом двоих детишек. У тебя могла бы быть семья, которой у Ребекки никогда не было.

Тебе уже никогда не суждено обрести утешение в решимости, и твой греческий роман будет жить внутри тебя вечно, тихонько опутывая твое сердце, точно паутина без начала и конца.

Все, о чем ты сейчас способен думать, так это о ребенке.

Частица живой Ребекки.

Как же выглядит этот ребенок?

Ты знаешь – у Ребекки была сестра. Так, может, ребенок сейчас у нее?

Ты весь день торчишь у бассейна.

Немного поплаваешь – и снова в шезлонг. Официант приносит тебе апельсиновый сок со льдом. Ты водишь пустым стаканом по груди – ощущение приятное. Другие постояльцы – польские супружеские пары, чуть старше тебя. Жены болтают, плескаясь в бассейне, а их мужья потягивают пиво и смеются. Должно быть, они в отпуске и наслаждаются досугом.

К вечеру ты устаешь, и тебе хочется снова заглянуть в дневник.

Ожидая лифт, ты замечаешь на стене мраморный рельеф. И подходишь поближе, набросив полотенце вокруг шеи, как обычно делал Джордж. То была копия мраморного рельефа в музее – того самого, на котором Асклепий воскрешает мертвую, а двое мужчин с ребенком стоят и смотрят.

Ты пропускаешь лифт и внимательно разглядываешь рельеф, поражаясь тому, что благодаря удивительному совпадению его копия оказалась в твоей гостинице.

Маленький мраморный ребенок – девочка глядит, как возвращается к жизни ее мать, в то время как по обе стороны от нее стоят двое мужчин. Рот у девочки открыт в благоговейном страхе. Она стоит на цыпочках. Асклепий меняется жизнью с мертвой.

Девочка ломает руки.

Мертвая возвращается к жизни.

Ты представляешь себе, как глаза у нее расширяются до невозможности.

Крики радости.

Крики страха.

Ее сердце начинает биться – бесцветные губы наливаются краской.

Через мгновение ее тело становится мягким и гибким.

Но мертвые не возвращаются к жизни. Мертвые навсегда остаются в нашей памяти – и в раю, где они, наконец-то свободные, способные на все и не способные ни на что, являют собой истинное воплощение безгрешности.

Когда у тебя с шеи соскальзывает полотенце, а лифт возвращается с толпой народа, тебе вдруг становится ясно, что нужно делать. Хотя тобой движет только гнев, ты представляешь себе, как приезжаешь во Францию и пускаешься на розыски ребенка Ребекки – как прочесываешь булочные и школьные дворы, платные аттракционы возле супермаркетов, с качелями и горками, общественные бассейны и пустыри, где так любит резвиться детвора.

Ты жалеешь, что не сохранил хоть какие-то вещи Ребекки. И гадаешь – может, у Джорджа осталось что-нибудь. Ты врываешься к себе в номер и включаешь свой миниатюрный спутниковый факсимильный аппарат. Он гудит и, дребезжа, изрыгает одно сообщение за другим. Приняв пять страниц со встревоженными письмами от Джорджа, ты нажимаешь на «сброс» и перетаскиваешь аппарат на стол.

Берешь гостиничный бланк и начинаешь писать факс.

Через пару часов, вернувшись с обеда, ты видишь, как мигает лампочка на твоем телефоне. Ты снимаешь трубку и давишь на квадратную кнопку.

Речевое сообщение от Джорджа. Он говорит, что в это не верит. Потом молчит. Потом удивляется – неужели все правда и это действительно дневник Ребекки. У него все еще нет телефона, но он перезвонит из будки на углу.

Ты сочиняешь факс – пишешь, что в дневнике упоминаются ее деревня, дед и сестра, а стало быть, дневник ее, и еще пишешь, что перезванивать не нужно, потому как ты немедля отправляешься во Францию.

Джордж отвечает через несколько секунд.

Он просит тебя приехать на Сицилию и все обсудить.

Он очень беспокоится за тебя.

Пишет, что не может в это поверить. Просит прислать ему доказательства по факсу.

Ты отвечаешь, что все написано в дневнике, однако передать записи по факсу невозможно, но это правда, и все время, что ты знал Ребекку, у нее во Франции был ребенок, от которого она сбежала.

Джордж пишет в ответ, что все еще не верит. Что, возможно, это какая-то ошибка.

А еще он сообщает, что месяц назад женился. Ты спрашиваешь, почему тебя не пригласили на свадьбу. Джордж отвечает, что он думал, это тебя огорчит.

Ты отвечаешь – нисколько. Уверяешь, что желаешь ему счастья. В ответ он пишет, что счастлив и желает тебе того же, а дальше спрашивает – неужели и правда существует «призрачный ребенок» Ребекки или, может, у тебя просто паническая атака?

Скоро на Сицилию приезжают его предки – вдвоем, чтобы познакомиться с его новоиспеченной женой.

Ты вспоминаешь своих родителей. Представляешь, как мать моет руки над раковиной в кухне, поглядывая на лоток с рассадой фиалок, которую ей предстоит пересадить в землю.

А отец потягивает кофе и почитывает Radio Times[64].

Дописав письмо Джорджу, ты звонишь им из гостиницы.

Говоришь, что денег на дорогу домой тебе вполне хватает, но перед тем как вернуться к родным пенатам, тебе еще нужно кое-что сделать.