Все прекрасное началось потом - [61]

Девчушка укладывает себе волосы пластмассовым фиолетовым феном. У железной стенки ларька гниют давно заброшенные листы клееной фанеры. Тротуар весь серый от пыли. Дорожное ограждение местами сдвинуто машинами. В магазине напротив женщина вывешивает табличку. На ней написано: «МЕГАБАЗАР».

Другая девчушка с пластмассовым феном. Мужчина в тапочках – стоит, курит и читает газету. На мотороллере проезжает девчонка. На футболке у нее написано: «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, НО…» Вдалеке виднеется лысая, опаленная солнцем гора.

Еще одна девчушка с пластмассовым феном.

Мужчины в стареньких поло перебирают пальцами четки. Мужчины толпятся и вокруг тебя. Им нечего делать – просто хочется почесать языком. Проходит время. Они успевают набраться впечатлений, чтобы чуть погодя обсудить их за столом на кухне при свете ламп.

Когда-то и тебе было одиноко.

Стоя на пересечении улиц Леофорос Ирун Политекне-айоу и Харилау Трикупи, ты понимаешь: чтобы обороть одиночество, тебе нужно обороть свой страх. Когда-то ты боялся отчужденности – теперь же тебя страшит прошлое.

Когда Афины находились под турецким владычеством, Пирей являл собой безлюдную пустошь – кусок пыльной земли на окраине города, где тут и там громоздились развалины. Даже название его было позабыто. Но мало-помалу он возродился из пепла и заполнился людьми, машинами, кораблями, велосипедами; шумными рынками – рыбными и мясными; жесткими лимонами с иссушенными зелеными листьями; стариками с газетами и низенькими столиками с пластмассовыми фенами и загребущими ручонками.

Глава пятидесятая

Теперь совершенно ясно, как отныне будет складываться твоя жизнь. В сущности, она должна стать настолько предсказуемой, что может показаться, будто ты видишь ее из-за угла какой-нибудь афинской улицы.

Ты представляешь себе, как бросаешь пакет с рыбой где-нибудь у телефонной будки – и отправляешься домой в Англию.

Там ты будешь перебирать артефакты из своего детства и потом решишь, как будешь жить дальше.

У тебя такое чувство, будто все это уже происходит.

Месяцы молчаливого отчаяния…

Потом ты будешь писать заявления в управления музеями, чтобы тебя взяли куда-нибудь на работу.

Придется подыскать квартиру.

Папа грузит твои вещи в «Лендровер».

Мама набивает багажник консервами из буфета, притом что некоторые банки просрочены.

Папа набирает мелочь для паркомата. Прохожие видят битком набитую машину, которую предстоит разгрузить. Тебе придется снова привыкать к большому городу – привыкать к направленным на тебя тысячам глаз.

Потом обед вместе с родителями в пустой квартире: на столе – готовые блюда из ближайшей закусочной, торгующей навынос. Запах свежей краски.

Отец, как всегда, преисполнен оптимизма. В углу, как украшение, стоит удочка.

Первое время работать ты будешь ровно и обзаведешься друзьями.

Вечерами будешь чаще всего сидеть дома и смотреть телевизор. А в теплые денечки будешь ходить с товарищами по работе в пивнушку и наблюдать за сидящими на бокалах осами.

На работе тебя будут считать робким молодым человеком лет тридцати.

Кто-нибудь воспылает к тебе тайной страстью.

Никто не узнает, что на самом деле ты старик, пропащий человек с глубокой, неутолимой печалью на сердце. И если кто-нибудь будет подходить к тебе и плакаться – у него, мол, дед или бабка, или тетка больны раком, а двоюродный брат на днях разбился утром на машине, ты, конечно, будешь принимать нарочито участливый вид.

Со временем ты встретишь в Лондоне девушку по имени Хлоя или Эмма – может, в пабе, а может, возле уборной в книжном магазине «Фойлз» на Чаринг-Кросс-Роуд. Она сама представится. Чуть старше тебя. Побоку робость. Ты найдешь о чем поговорить. Она любит книги – училась в Кембридже, правда, очень давно. Одинокая. Она почувствует глубину твоей души, даже не зная тебя. Будет уже поздновато – а вы даже не заметите. Ты предложишь ей пойти прогуляться. Она остановится в «Маркс энд Спенсер» – перекусить. Ты будешь смотреть, как она берет с полок всякую всячину и складывает все в корзинку. И ты будешь носить корзинку следом за ней. Она спросит – ты ел, и ты скажешь – нет. Ты будешь любить ее до обеда и после. Это будет первой же ночью в череде многих таких же. Матерям захочется узнать все и сразу. В домах надо будет навести лоск. Тебя позовут в компанию ее друзей, остроумных и милых, – они подвыпьют и начнут перемывать тебе косточки.

Довольно скоро, на следуйщий день после Рождества, ты придешь в гости к ее родителям. Ты будешь смеяться над шутками ее отца и разглядывать ее детские фотографии, а родители будут то и дело вздыхать; все происходит очень быстро. Ее младший братец будет покуривать травку у себя в комнате – и даст затянуться пару раз тебе. Он скажет, что ты классный малый, и потом спросит, как тебе Лондон, – а может, даже признается, что он «голубой», хотя на самом деле это окажутся всего лишь его юношеские домыслы.

Она поцелует родителей на прощание, а ты, задержавшись в дверях, скромно помашешь им рукой. Потом в машине она передаст тебе всякие приятности, которые сказал про тебя ее отец. И вы оба рассмеетесь.

Для нее это роман – у тебя такое уже было.