Все прекрасное началось потом - [64]

Отец говорит, что ему не терпится увидеть тебя и что тебя ждут две дюжины писем от Международной корпорации спутниковой факсимильной связи в Шанхае, – похоже, что-то очень срочное. Ты закрываешь портфель, проверяешь номер и замечаешь, что в доме напротив – через внутренний двор что-то происходит. Там празднуют день рождения ребенка. На головах у взрослых – шляпы из бумаги. Ты открываешь балконную дверь – и в твой номер вливается отдаленный шум праздника.

Ты ищешь дальше, потом снова смотришь в ту сторону, откуда доносятся шум аплодисментов. Кто-то там открывает балконную дверь. Мужчина. Одетый в белую сорочку, мешковатую. Он замечает, что ты на него смотришь, – и тут ты ловишь себя на мысли, что это твой сосед, тот самый, который приносил тебе рыбу, – тот самый, который кипятил больничные полотенца, – тот самый, которого рисовала Ребекка, перед тем как прийти к тебе.

Он улыбается тебе, потом наклоняется и подхватывает мальчонку, копошащегося у его ног. Он что-то ему говорит – и тот машет тебе ручонкой. Затем они отворачиваются и возвращаются к гостям. Ты думаешь, сколько же нужно времени, чтобы снова обрести счастье?

Ты все смотришь.

Приносят торт.

Пожелания сплетаются в кружева.

Глава пятьдесят третья

Никто из таксистов не хочет ехать в аэропорт, поскольку на часах без четверти полночь, а после полуночи тариф увеличивается вдвое. Таковы старые Афины. Ты говоришь – тебе надо срочно, но им плевать. Им торопиться некуда.

Ты ищешь глазами 95-й автобус – он ходит до аэропорта каждый час. Но кругом теперь столько всяких автобусов!

И вдруг какой-то таксист выходит из своей машины и кричит, что готов тебя отвезти.

Подобно большинству греческих водил, ремнем безопасности он не пристегивается. Он мчит быстрее всех, словно чувствуя, что тебе не терпится бежать прочь. По радио играют бузуки. Ты птицей летишь через Афины. Машина вздрагивает, когда ты на скорости 15 километров в час с ревом проносишься мимо «Афины-Хилтон». Но тут зажигается красный свет – машина резко тормозит, содрогается всем корпусом, и ее заносит на вереницу мотороллеров. Старые Афины снова хотят тебя погубить – запечатлеть тебя в своей памяти, как муху в янтаре.

Дальше, где шоссе расширяется до нескольких полос, движение становится менее плотным. Дальше – череда цветочных лавок, магазинчиков сотовой связи, булочных с распахнутыми дверями, интимных магазинов, скобяных лавок с вывешенными в окнах швабрами, похожими на патлатые головы, многоквартирные бетонные дома, конторы, автомобильные стоянки, фабрики, мосты, товарные склады с яркими вывесками…

Как только ты попадаешь в аэропорт, тебе нет нужды оборачиваться. Мигающий огоньками город, оставшийся вдалеке, больше тебе не принадлежит.

Поскольку где-то там, на какой-нибудь шумной улице с придорожной стряпней, ларьками и загулявшей детворой, остается другой Генри Блисс – другой фантазер, отживающий последние дни своей молодости, – тот, который познал и радость, и горе и которого не коснулась ни райская тень, ни милостивая рука смерти.

Глава пятьдесят четвертая

Ты кружишь над предрассветным Парижем.

Мерно вращаешься.

Ожидаешь своего часа для захода на посадку.

Интересно, кто за тобой наблюдает – чей взгляд ты перехватил? Может, кто-то глядит на тебя сейчас, ранним утром, в окошко, заметив вдалеке пятно, – точку в небе, вместившую в себя десятки бьющихся сердец.

Там, внизу, под твоим креслом, утро пробудило миллионы жизней. Снижаясь над Сеной, ты слышишь, как спорят о чем-то супруги, сжимая в руках чашки с кофе… как из гаражей выезжают в клубах дыма машины. Ты видишь уборщиков с метлами в пустых школьных классах… сверкающее окно булочной и усталую продавщицу… малыша со спутанными прядками, прячущегося под одеялом…

Настал новый день.

Двигатели сбавляют обороты. Под брюхом самолета, будто в зевке, выпускаются шасси. Стюардесса садится в кресло и пристегивается. Волосы у нее сзади, прямо над шеей, забраны в пучок. Она посматривает на тебя.

Ты в Париже.

Единственный город с тысячью имен, он прострира-ется на многие мили, проглатывая деревни и городки одним неспешным глотком.

Город, рассеченный водным потоком.

Люди прогуливаются вдоль его берегов, погруженные в глубокие раздумья.

В самом центре города стоит церковь – место, где желания рассеиваются вместе со звоном колоколов.

А парки разбиты на засаженные деревьями квадраты с поблекшими древнимим статуями.

Утро ты проводишь в зале бизнес-класса Air France – делаешь себе копии карт, проспектов гостиниц и разных адресов. Индианка в переднике приносит тебе бутерброды с карри и несколько стаканов с тоником.

Потом ты целый час стоишь в очереди к стойке проката автомобилей.

Сотрудница, кажется, расстроена. Когда очередь доходит до тебя, у нее остается свободной только одна машина – седан представительского класса. Она вручает тебе ключи и какую-то бумаженцию на подпись. Немыслимо дорого – но твоя кредитная карточка, будто чувствуя безотлагательность твоих поисковых намерений, безропотно все переваривает.

В договоре указано место стоянки автомобиля. Ключ представляет собой маленький черный кубик с четырьмя кольцами.