Все есть яд - [6]

— Доложить, — хрипло приказал он, глядя мимо сержанта, туда, где жадные языки огня облизывали крыши.

— Бунт подавлен, господин преторианец. Пятеро бунтовщиков убито.

Еще двоих пытали, — как по писанному отчеканил Бьорн. — Один из местных выдал зачинщика. Это староста деревни. Виновный ожидает вашего прибытия, господин преторианец.

— Сбор получен? — прервал его Ян. Это был основной, насущный вопрос — то, ради чего васпы совершали рейды на поселения, ради чего заключались соглашения с людьми, и за что люди прозвали Дарских воинов паразитами. Немного техники, немного топлива и продуктов — невелика плата в обмен на свободу.

— В полном объеме, господин преторианец! — довольно осклабился Бьорн. — И даже сверх. Всего лишь штраф за неуступчивость. Погрузка завершена. Ожидаем вашего решения.

— Хорошо, — кратко ответил Ян. — Веди. Они свернули влево от площади и оказались на широкой посыпанной гравием улочке. И теперь Ян понял, почему до сих пор не видел людей.

Они все были здесь — стояли вдоль плетней, поодиночке и целыми семьями. Одинаковые испуганные лица казались серыми, застывшими.

Двигались только глаза — они поворачивались следом за Яном, отмечая его путь ненавистью и страхом. Это было подобно эмоциональной волне, что ползла за ним по пятам и набирала силу от дома к дому. И Ян поймал себя на том, что крепко, до потных ладоней, сжимает прорезиненную рукоять стека. В конце концов, он слишком долго прожил в Улье, в полной изоляции от внешнего мира, и возвращение в него было очередным болезненным этапом жизни. В конце концов, он привыкнет и к этому. В начале и в конце улицы прохаживались солдаты с автоматами наперевес. Это был не молодняк, только что выпущенный из тренажерных залов, а крепкие, уже закаленные не в одном бою ребята.

— Сюда, господин преторианец, — Бьорн услужливо проскочил вперед и открыл перед Яном калитку. От нее тут же отшатнулся невзрачный мужик в выпачканной сажей фуфайке. Ян лишь вскользь удостоил его взглядом, и человек мелко задрожал, сгорбился, подогнул ноги, будто собираясь вот-вот рухнуть перед васпами на колени.

— Прочь! — грозно велел ему сержант. Человечка как ветром сдуло, а Бьорн снова ухмыльнулся и пояснил:

— Арсен. Выдал нам местного старосту. Мечтает занять его место. Если вы, конечно, вынесете решение возобновить сотрудничество с Красножарами.

Ян на мгновенье замер. И тут же катящаяся по пятам волна накрыла его с головой. Ему показалось, что мир вокруг начал деформироваться, задрожали и подернулись рябью дома, фигура Бьорна начала оплывать, словно сгоревшая свеча. Ян почувствовал, как его сердце спазматически сжалось, а потом ударило с новой силой, перегоняя по сосудам остатки не переработанного яда, и от этого всю левую сторону тела пронзила боль. Ян покачнулся, прижал кулак к груди, но выстоял. Мутная пелена перед глазами начала исчезать, и перед собой Ян увидел нахмуренное, заросшее щетиной лицо Бьорна. К облегчению Яна, сержант не сказал ничего. Но не потому, что сочувствовал молодому офицеру, а скорее опасаясь его кулаков — излишнее любопытство в Даре не приветствовалось. Но вместе с тем Ян осознал, что вовсе не ненависть людей выбила его на этот раз из колеи, и не очередной приступ. Это было название деревни. Что-то знакомое всколыхнулось и мутной волной начало подниматься в душе. Пытаясь совладать с этим давлением, с этой невыносимой тоской, Ян оттолкнул сержанта в сторону и широким шагом пересек двор. Внутри пахло кровью и страхом. Над мятежником хорошо потрудились — его тело покрывали многочисленные синяки и кровоподтеки, окровавленная рубашка лохмотьями свисала с обнаженных плеч. Седые волосы, мокрые от крови и пота, налипли на лоб. Услышав тяжелые шаги, человек поднял лицо — строгое, раньше о таких говорили «иконописное», и Ян равнодушно отметил заплывший гематомой глаз и разбитые губы, которые при виде вошедшего тут же раздвинулись в неприятной усмешке.

— Что, мерзкое насекомое, — прохрипел человек, — добить пришел? Ян остановился в дверном проеме, привалился к стене плечом.

Ненависть ходила по комнате липкими волнами, забиралась под ворот мундира, впитывалась в поры кожи, и от этого Ян чувствовал себя грязным, будто с головой нырнул в пахнущую перегноем черную воду болота.

— Ты знаешь… кто я? — бесцветно спросил он.

— Хотел бы не знать, да пришлось, — сплюнул староста, и его лицо исказилось от ненависти. — Сам виноват. За свой же грех теперь кару несу. Да только не думал, что вместо одного гада другого пришлют. Уж очень мне хотелось поглядеть, как он от моей руки подыхать будет. Ян продолжал смотреть на человека ничего не выражающим взглядом, но в памяти тут же всплыла картина разорванного в клочья тела преторианца Матса — его плоть и кости темнели, разъедались до черной крошащейся субстанции, и запах разложения еще долго витал под куполом Улья, предупреждая каждого из офицеров: не стоит идти против воли Королевы. Именно на место опального Матса и заступил теперь Ян.

— Было соглашение, — продолжил он. — Ты нарушил его. Я должен восстановить порядок.

— Чей порядок? — зло выплюнул староста. — Мародеров и нелюдей? Гнусных тварей, которые только и умеют, что грабить и убивать? Которые из наших детей делают таких же ублюдков, как они сами?