Всё, чего я не помню - [49]

– Нет, я оплачу, – возразил я.

И полез за деньгами как в замедленной съемке, чтобы у Самуэля было время взять меня за руку и сказать: «Нет, ты слишком много за что платил, давай теперь я!» Но он этого не сделал, а просто сидел, уставившись перед собой. Я заплатил, и, когда официантка принесла сдачу, ему пришло сообщение. Быстро, как на дуэли, он схватил со стола телефон и посмотрел на номер. Потом помотал головой:

– Это мама.

* * *

Мы вошли в квартиру. Он поставил чемодан в прихожей. Нашел ключи во внутреннем отделении. Положил зубную щетку в шкафчик в ванной. Я подумала, что он пахнет, ведет себя и выглядит в точности как обычно. Не считая следа на щеке. Ничто на его губах или во рту не намекало, что он целовал другую. Но мне показалось, он напряжен. И когда он рассказывал, как они ходили в рестораны и клубы, создавалось впечатление, что он что-то скрывает.

– Ну, клубы в Берлине – это просто безумие. Однажды мы были на вечеринке в заброшенном бассейне, можешь себе представить? Проходишь через раздевалку, в самом бассейне нет воды, а потом спускаешься в длинный проход, и там, прямо в гроте, гигантский танцпол, по стенам стекает конденсат от пота, в коридорах звуковые инсталляции, и вечеринка началась только в шесть утра, а закончилась в десять вечера, просто с ума сойти, дико круто, блин, нам надо туда поехать, надо пожить там вместе, ты и я, было бы здорово просто взять и свалить, правда?

Я не ответила.

* * *

После ужина мы зарулили на вечеринку, где Пантера собиралась встретиться со своим парнем из Балтимора. Здесь народ был на стиле, но совсем не так, как в других частях города. Тут в ходу были отглаженные костюмы, накрашенные лица, казалось, все мечтали, чтобы их молодость пришлась на шестидесятые, обувь блестела, а у некоторых был с собой белый порошок, который они высыпали на танцпол, чтобы подошвы лучше скользили. Мы сели за стол, на сцене стоял диджей в похожем на остальные прикиде, тесный пиджак и еле заметные усы, и даже его наушники были как будто из другой эпохи, большие и круглые, он ставил только винил и обращался с пластинками как с сокровищем, каждый раз беря пластинку, он осторожно дул на нее, а потом убирал в на удивление современную диджейскую сумку. Мы пили, ждали и пытались вернуться в атмосферу, которая была на новогодней вечеринке в Стокгольме. Но чего-то недоставало, что-то изменилось, и никто из нас не знал – что. Самуэль проверял телефон в сотый раз за последние пятнадцать минут. Пантера смотрела на вход. Я погрузился в свои мысли.

– Даже хорошо, что мы завтра возвращаемся, – сказал Самуэль. – Надо столько всего сделать в доме.

– Каком доме? – спросила Пантера.

– Да, сорри, наверное, я не говорил об этом. Мы с Лайде устроили шелтер в бабушкином доме.

Я сделал глоток и кивнул, давая понять, что я в курсе того, о чем он говорит.

– Круто, – сказала Пантера.

Потом мы снова сидели молча. Через несколько минут Самуэль встал, чтобы выйти на улицу и проверить, ловит ли телефон.

– Ты заметила, что с ним происходит что-то странное? – спросил я.

– В смысле – странное? – отозвалась Пантера.

– Дело во мне или он немного… изменился?

– Не знаю. Он ни разу не вспомнил про свою плохую память – это что-то новое. Но в остальном – нет. Вернее. Он по уши влюблен. А в таком состоянии становишься странным.

Самуэль вернулся.

– Может кто-то из вас отправить мне сообщение? Вдруг дело в сети.

Я написал ему со своего шведского номера. Телефон запищал через секунду.

– ЧЕРТ! – заорал он.

И потом тише:

– Вот дерьмо.

* * *

Он рассказал, что официальный слоган Берлина – Бедный, но сексуальный, там все еще можно найти дешевое жилье и к тому же есть сильное антикапиталистическое движение. Люди заселяются в пустующие дома, и их оттуда не выгоняют, а рядом с квартирой Пантеры есть магазин с бесплатными вещами.

– Прикинь, какое безумие? Просто заходишь и берешь что угодно, а если хочешь, можно оставить что-то взамен, но это необязательно. А что, если это способ начать новую жизнь, занять свое небольшое место, показать, что есть альтернатива, сказать: «Смотрите, и так тоже бывает, а вдруг такой мир возможен. Все совсем не должно быть так, как всегда». И не только в глобальном, общественном смысле, но и в более личном, если ты понимаешь, о чем я?

Я пыталась кивать, пыталась улыбаться.

* * *

Становилось поздно, это был наш последний вечер, парень Пантеры не пришел, и что-то должно было произойти. Самуэль вернулся из бара с листом бумаги и ручкой, выглядел он решительно.

– А теперь оторвемся по полной, – сказал он.

План заключался в соревновании. Цель: чтобы вечер максимально запомнился. Стратегия: все записывают на листок три задания. Листки складываются в миску. Тот, кто выполнит больше всего заданий за самое короткое время, выигрывает.

– Выигрывает что? – поинтересовалась Пантера.

– Не знаю, просто выигрывает, – ответил Самуэль.

– Какими должны быть задания? – спросил я.

– Любыми. Но чтобы их можно было выполнить чисто практически.

Я написал что-то вроде:

1. Подойти к диджею, попросить поставить «Макарену», станцевать танец «Макарена», а когда диджей скажет, что такой у него нет, сказать: «Тогда сойдет любая песня Фила Коллинза».