Всадник с улицы Сент-Урбан - [151]

Шрифт
Интервал

— Еще чего!

— Лучше вот так, да?

Но Джейк опять где-то витал: заново переживал момент, когда еще толком не проснувшийся, раздраженный, разбуженный громкими голосами и непрестанным лаем соседской собаки, он надел халат и стал в недоумении спускаться вниз, где обнаружил Гарри, вступившего в перепалку с сержантом Хором.

— Слушай, Гарри, а зачем они забрали тюбик с вазелином? — вернувшись в реальность, спросил он.

— Затем что на медосмотре у нее из задницы взяли мазок и в этом мазке чего-нибудь да найдут. Но уж точно не Северо-Западный морской путь.

— Ты принуждал ее, а, Гарри?

— Ее принудишь! Она сама кого хошь затрахает. Но это никого не волнует. Потому что содомия это преступление, даже если все взрослые и всё по согласию. Тебя жена может за это посадить. Или она тебя через черный ход не пускает?

— Иди к черту.

— Поедешь, стало быть, теперь к ней, да? Что ж, поздравляю. Желаю всего самого-самого.

На это Джейк сказал, что свяжется с Гарри завтра утром. Надо бы вместе переговорить с адвокатами.

— Они будут подбивать тебя на то, чтобы сделать меня козлом отпущения. Если вздумаешь согласиться, я из тебя в суде кишки выпущу. Сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты сел.

— Не сомневаюсь.

— Мне ведь терять нечего, сам знаешь.


По дороге в Ньюки настроение Джейка прыгало: его то бросало в страх, заставлявший съезжать на обочину и отдыхать, опершись лбом о баранку в ожидании, пока пройдет тошнота, то накатывала беззаботность, даже веселье, когда ему удавалось почти убедить себя, что с ним вообще ничего не случилось. Уж очень все произошедшее было абсурдно.

Нэнси, всю ночь обрывавшая домашний телефон, пытаясь до него дозвониться, была в бешенстве.

— Где ты был, Джейк?

— В тюрьме.

Свою речь он заготовил заранее.

— В университете мы, бывало, играли в игру, которая называлась «Ценности». Мы ставили перед собой моральные дилеммы. Вот, например, одна из тех, что мне запомнились. Ты идешь через мост, останавливаешься у перил и видишь, что кто-то тонет. Абсолютно незнакомый человек. Не исключено, что ты можешь его спасти. Но если ты к нему прыгнешь, ровно столько же шансов пойти ко дну с ним вместе. Больше на мосту никого нет. Так что, если решишь уйти, притворившись, что ничего не видел, никто, кроме тебя, об этом знать не будет. Вот что ты сделаешь?

Затем он признался Нэнси, что соврал ей: Гарри все это время имел доступ к дому, и в ту ночь, когда Джейк вернулся из Монреаля, тоже был там. А с ним девица, которую он подклеил в каком-то баре. Гарри и эта девица предавались всяческим сексуальным игрищам, в которых сам он конечно же участия не принимал, но спустился к ним выпить, и что-то там эта девица ляпнула, что его дико возмутило. В приступе ярости он ее буквально физически вышвырнул из дому. А та в отместку пошла в полицию и накатала заяву. Джейк рассказал, в чем обвиняют его и в чем обвиняют Гарри. Заверил жену, что совершенно безвинен и дело против него, а может, и против Гарри в магистратском суде непременно лопнет. Все это должно произойти через восемь дней, но там будут репортеры, об этом будет писать пресса, поднимется непристойнейшая шумиха, и им придется все это как-то выдерживать.

Нэнси плакать не стала. Не стала и укорять. Совершенно спокойно сказала лишь:

— Думаю, нам надо срочно возвращаться в Лондон.

— Но ты с детьми могла бы и остаться. Может, так было бы лучше.

— Нет.

Еще он сообщил ей, что Гарри во всем винит его, и признал за этой точкой зрения кое-какую, пусть вывернутую, но правоту. Сказал, что оплатит защиту Гарри, но как только дело закроют, больше к нему на пушечный выстрел не подойдет. Он обещает.

— Дело может зайти и дальше магистратского суда, Джейк. Думаю, тебе надо быть к этому готовым.

— Что ты! — вскричал он в ответ. — Этого не может быть!

— Кроме того, если это попадет в газеты, тебе лучше написать матери, пока она не прочла где-нибудь сама.

Вспомнилась Канада. Что ж, рассказал жене о похоронах отца, невероятно уже давних и далеких, будто на той стороне Луны, о ссоре с дядей Эйбом из-за Всадника. После чего единственный раз она дала ему понять, насколько хрупко ее спокойствие.

— А знаешь, ведь это его ты должен за все благодарить. Если бы не Джо, никогда бы тебе не встретилась ни эта Руфь, ни…

— Стоп! Не надо! — запротестовал он в смятении.

— Извини.

Рассвело. Да и сборы уже были закончены.

— Мы можем выехать, как только встанут дети, — сказал он. — Мне спать не нужно.

Следующим вечером Джейк впервые встретился с Ормсби-Флетчером. А утром в дом явился инспектор Мэллори с двумя полицейскими, один из которых был фотограф, и Джейк поспешно выслал из дому Нэнси с детьми. Учтивые подчиненные Мэллори прощупали и вымерили дом весь до последней пяди. Фотографировали, обсуждая с Джейком, какую лучше поставить выдержку, какую диафрагму и т. п. — ведь он же как-никак специалист! — а Джейк всех угощал выпивкой.

— У меня для вас хорошая новость, — дружелюбно сказал ему Мэллори.

— Какая?

— Вообще-то не положено вам это выдавать, но шила в мешке не утаишь. Мы нашли немного каннабиса у нее в комнате. Она клянется, что это Штейн ей дал, но… — Он пожал плечами. — Это может не подтвердиться.


Еще от автора Мордехай Рихлер
Кто твой враг

«Кто твой враг» Мордехая Рихлера, одного из самых известных канадских писателей, — это увлекательный роман с убийством, самоубийством и соперничеством двух мужчин, влюбленных в одну женщину. И в то же время это серьезное повествование о том, как западные интеллектуалы, приверженцы «левых» взглядов (существенную их часть составляли евреи), цепляются за свои идеалы даже после разоблачения сталинизма.


В этом году в Иерусалиме

Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.


Версия Барни

Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.


Улица

В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.


Писатели и издатели

Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.


Рекомендуем почитать
Тайный голос

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ответ на письмо Хельги

Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.


Спецпохороны в полночь: Записки "печальных дел мастера"

Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.


Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.