Всадник с улицы Сент-Урбан - [119]

Шрифт
Интервал

, надо быть девушкой сверхсовременной. Все в ее мире было или суперским, или отстойным, а люди оценивались по тому, прикольные они или тормоза. Она была не прочь сняться обнаженной и сразу дала об этом знать Джейку, причем не один раз, а дважды (но, разумеется, только в том случае, если такая сцена будет «художественно оправданной»).

Первый день съемок у Джейка всегда шел со скрипом, а тут еще продюсер стоял над душой — с того самого момента, как Джейк взялся за видоискатель. День казался бесконечным, вымотал все силы, а когда кончился, оказалось, что снять удалось всего минуту, причем паршивенькую, что было ясно сразу, еще до завтрашнего отсмотра «потоков». Который происходил в полдень в просмотровом зале в присутствии продюсера, исполнительницы главной роли, ее агента и прочих; все были злобные, все в поту. Когда зажегся свет, никто не произнес ни слова, боясь высказаться не в масть продюсеру. А тот в дальнем углу уже что-то шепотом обсуждал с оператором-постановщиком, звездой и ее пронырливым агентом.

Объявив, что ждет всех на площадке через двадцать минут, Джейк вышел вон, чтобы немного передохнуть в обществе своих «генералов свиты»; многих из них он нанял для участия в проекте официально.

— Да плюнь ты, Янкель, не позволяй ему портить себе настрой! Он же известный гроббер[308].

В тот же день чуть позже, когда снимали сцену в ресторане, все пошло вразнос окончательно. Звезда, хлопая накладными ресницами, приклеенными вопреки возражениям Джейка, повернулась между дублями к нему и указала на массовку, торчавшую под жаркими софитами с полудня: отрепетировали — мотор — стоп, опять репетиция — мотор — стоп, раз за разом, только для того, чтобы она с едущей за ней следом камерой могла через эту толпу горделиво протиснуться, правильно произнеся свои три короткие реплики. Она повернулась и, чарующе улыбаясь все еще скрюченному у камеры оператору, говорит:

— Это что там у вас за уроды?

— Кто?

— Ну, эти рожи, что вы там собрали. Это статисты или гопники с большой дороги?

— Это мои друзья, — скрипнул зубами Джейк. — А куда это вы направились?

— А что, еще мало дублей?

Мало! Потом был и пятый, и десятый, и еще, и еще — к вящему озлоблению продюсера. Потом опять, и еще два раза, пока она не убежала в свою грим-уборную. Растерянный продюсер за ней.

Еще не было шести, когда агенту Джейка в офис доставили с нарочным письмо. Джейк отстраняется от съемок.

— Скажи ему, пусть не переживает, — сказал на это Джейк. — Я сам ухожу.

— Нет, не уходишь. Изволь в понедельник быть на площадке. Продолжай снимать.

— Не надо на меня давить!

Во вторник провели совещание, потом в среду второе, с адвокатами. В четверг удрученный агент пригласил Джейка на ланч, во время которого сообщил, что Джейка заменили другим режиссером.

— Их условия соглашения я отклонил. Стою на том, чтобы тебе выплатили весь оговоренный гонорар.

— Эх да ни фига себе.

— Если это дело выгорит, тебе нельзя будет подписывать контракт на следующий фильм в течение всего того времени, пока ты должен был бы работать над этим. Иначе деньги отберут.

Джейк рассмеялся.

— Что ты находишь в этом смешного?

— Вот черт, за то, чтобы я не работал, мне будут платить зарплату, больше которой я не получал никогда в жизни!

— Пусть это тебя особо не тревожит. Из режиссеров, с которыми я сотрудничал, нет ни одного, с кем подобное не случалось хотя бы однажды.

Ходить стало некуда, делать нечего (разве что с Хоффманом на пару прятать и перепрятывать деньги от налогового ведомства), и Джейк пристрастился долго спать, а потом бродить пешком, постепенно продвигаясь в сторону Суисс-Коттеджа, где наведывался в киоск «У.Г.Смита»[309], чтобы купить «Геральд трибьюн». Чуть ли не каждый день он проходил мимо магазина одежды, где работала Руфь. Обычно в таких случаях Руфь стучала по стеклу, отчего он дергался, сбиваясь с мысли. Она махала ему рукой, он махал в ответ, но через некоторое время эта пантомима удовлетворять ее перестала. Руфь повадилась подзывать Джейка к двери.

— От Джозефа ничего не слышно?

— Нет.

— Извините, конечно. Но ведь в том, что я спрашиваю, нет ничего дурного, правда же?

Или на другой день:

— Быстро. Гляньте вон туда. Да нет, через улицу. Видите даму, которая садится в «бентли» с шофером?

— Ну, вижу.

— Это кузина леди Коэн. Как ни придет к нам в магазин, просит, чтобы ее обслуживала именно я. С такими иметь дело — одно удовольствие. Не то что с какой-нибудь яхной из Голдерс-Грин, если вы понимаете, о чем я. Ну как, что новенького?

Джейк озадаченно хлопает глазами.

— Ну, в смысле, насчет Джозефа. От него есть что-нибудь?

— Руфь, я вас умоляю. Я с детства с ним не виделся. С детства!

4

За каких-нибудь пять минут до прихода няни — Руфь как раз ткнула за ухо пробочкой от флакона с духами — ее позвали в коридор к телефону. Звонила Сандра Пински. Увы, она все-таки не придет.

— Но почему? — огорчилась Руфь.

— Хочешь по правде? — Сандра не сдержала смешка. — Так-то я бы с дорогой душой…

— А-аааай, — простонала Руфь. — Ладно тебе!

— У меня с бойскаутами общий девиз: «будь готов!»

И много ты преуспела — благодаря твоей всегдашней готовности? Впрочем, вслух Руфь ничего похожего не произнесла.


Еще от автора Мордехай Рихлер
Кто твой враг

«Кто твой враг» Мордехая Рихлера, одного из самых известных канадских писателей, — это увлекательный роман с убийством, самоубийством и соперничеством двух мужчин, влюбленных в одну женщину. И в то же время это серьезное повествование о том, как западные интеллектуалы, приверженцы «левых» взглядов (существенную их часть составляли евреи), цепляются за свои идеалы даже после разоблачения сталинизма.


В этом году в Иерусалиме

Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.


Версия Барни

Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.


Улица

В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.


Писатели и издатели

Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.


Рекомендуем почитать
Жлоб в Коктебеле

Душераздирающая утопия о том как я поехал отдыхать в Коктебель, и чем это кончилось.----------Обложка от wotti.


Необычайные и удивительные приключения Жлоба в Египте

Правдивые Путевые Заметки в восьми актах о путешествии в Хургаду.-----------Обложка от wotti.


День и ночь, 2009 № 05–06

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зеркало

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Портретных дел мастер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.