Время жестоких снов - [35]
Стрельба несколько отдалилась: похоже, наступление шаулисов сдвинулось на запад. Подталкиваемые любопытством, мы снова подползли к краю воронки. Я взглянул в сторону города, на затянутый дымом шпиль костела Святого Александра. Увы, ничто не указывало на то, что ксендз Коцюба намеревался выполнить свою угрозу. Ксендз Коцюба месяц назад привез из Швейцарии четырехствольную зенитку «Эрликон», установил его на колокольне и пообещал, что если какая-либо армия или парамилитарная организация еще раз войдет на территорию парафии или на кладбище, то он устроит им при помощи зенитки такое «вош энд гоу»[66], что запомнят это до дня Страшного Суда.
Что ж, похоже, святоша просто блефовал. Как обычно. Отец был прав, утверждая, что религия – это опиум для народа.
Пятнистый Ми-28 «Хавок» сделал круг над парком и обстрелял окрестности из двух тяжелых пулеметов, установленных в открытых дверях. Стрелки отважно высовывались наружу – я так и ждал, что кто-то из них выпадет и повиснет на тополях. В западный край парка лупили мины. Я спрятал голову, потому что воздух вокруг завыл от осколков. Но я еще успел увидеть шаулисов, бегущих под огнем к домам на улице Таинств, бывшей Свободы. Ми-28 сделал еще круг и улетел.
– Кажется, – сказал я, сползая ниже, – вор из оувер[67]. Фаревелл ту армс[68]. Им Вестен нихтс Нойес[69]. Фрайкор надрал твоим землякам задницу. Вы проиграли, уважаемый гаспадин Калачленис.
– Кончай, Ярек, – враждебно засопел Индюк. – А вообще-то, ты должен был мне объяснить. Сам знаешь, что именно.
Я открыл рот, чтобы сказать нечто умное, нечто, что было бы достойно моего IQ, достигавшего на пике 180. Я говорил вам о своем IQ? Нет? Может, и хорошо, что нет. Мать всегда злится, когда я хвастаюсь своим IQ. И поговаривают, что школьный психолог, когда увидел результаты тестов, использовал формулировку «чернобыльский мутант». Это разошлось, добралось даже до катехизички. Катехизичка отреагировала весьма откровенно – использовала формулировку «дьявольское семя». И в городе сразу же перестали нас любить.
Я не успел сказать ничего умного. Вдруг что-то шандарахнуло, жуть как рвануло, земля затряслась, и мне показалось, что арматура, из этой земли торчащая, свернулась, словно дождевые черви. В воздухе завоняло мочой, говном и кордитом, а на наши головы посыпался град осколков бетона, щебня, песка и всяких прочих элементов.
– О боже! – простонал Индюк, когда один из вышеупомянутых элементов ударил его в поясницу. – О боже, Ярек, Ярек, ты только посмотри… Посмотри только на это…
Я посмотрел. И нервно захихикал.
То, что упало на Индюка, было крышкой для унитаза. Обычной такой крышкой из пластика, украшенной большими, вырезанными перочинным ножом инициалами «Р.З.» и несколькими шрамами от погашенных сигарет.
Да, любезные мои, есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам.
– Ярек… – Индюк вдруг толкнул меня в бок. – Слышишь? Кто-то плачет.
Я прислушался. Нет, мой чуткоухий приятель не ошибался. Кто-то плакал, и плач это пробивался сквозь взрывы и канонаду, был тихим, но другим, так отличающимся от громов и воплей.
Я снова высунул голову из воронки и осмотрелся, на этот раз пристальней. Окрест я не видел никаких войск. Повсюду стелился по земле тяжелый смердящий дым. Он затягивал также Бисмарк-штрассе – на том участке, который был виден из-за деревьев. Там стоял, коптя, словно смоляная бочка, разбитый грузовик.
Плач – как я понял – раздавался со стороны паркового сортира. Взрыв, который мы услышали минуту назад, нашел свое объяснение, как нашел его и феномен летающего сиденья от унитаза – он, как и большинство феноменов, оказался явлением банальным и естественным. Просто какой-то из отступающих шаулисов дивизии «Плехавичюс» принял скрытый в кустах туалет за укрепленную огневую точку и выстрелил по нему кумулятивной гранатой из РПГ-9. Граната серьезно разрушила конструкцию и сорвала дверь, украшенную интернациональным символом стоящей по стойке «смирно» дамочки в платье. Взрывная волна напрочь выкорчевала или потрепала также окружавшие сортир кусты, явив миру надписи и граффити на останках строения. А за останками строения кто-то плакал – явственно и жалобно.
– Что делаем? – спросил я.
Индюк задумался. Я знал над чем, поскольку я задумался над тем же самым. Над воронкой все еще пели пули. АК-74, «штурмгеверы», М-16 и «галили», из которых оные пули выпускали, находились довольно далеко, а это означало, что упомянутые пули медленны и не обладают силой, чтобы пробить бедро, плечо, живот или руку чистенькой маленькой дырочкой. Мы знали, что медленная пуля может ударить в тело, словно комок мокрой глины, может превратить место удара в отвратительную смесь из крови, мяса и клочков одежды и остаться в теле или – что хуже – выйти с другой стороны, захватив с собой немало того, что находится у человека внутри.
В общем, тут было над чем задуматься.
Задумавшись, я читал надписи на стене туалета. В стрессовых ситуациях нет ничего лучше, чем чтение, честно вам скажу. Books, как говорят на MTV,
