— расскажу.
Примерно в канун февраля Anno Domini[7] 1992 почтальон принес мне письмо от Рафала А. Земкевича, известного писателя и политика, а вскоре после этого я получил и второе письмо, от Яцека Ингльота, известного писателя и критика. Содержание писем было схожим. Окружающий нас мир мерзостен, продажен и болен, — писали известные, — это не мир, а один огромный дурдом. Реальность, — писали известные, — стонет, а должна была — после смены политического строя — петь сладко, будто полевая птаха, шептать, словно горный ручеек. Наша обязанность как авторов, — писали известные, — реагировать. Дал пример нам Бонапартий…[8]Прошу прощения, дал пример нам Януш А. Зайдель[9]. Зайдель протестовал, боролся, призывал, иронизировал и давил —известно кого: ancien régime[10]. Хотя режим уже будто бы и нов, — писали известные, — но до сих пор есть против чего протестовать, до сих пор есть кого призывать, до сих пор есть над чем иронизировать. А значит — за работу, литераторы, —за перо, вперед, на Соплицы[11], составляем и издаем антологию. Зайделевскую антологию.
Я подошел к делу серьезно, хотя — между нами говоря — к мерзости окружающего мира успел привыкнуть, от реальности, кроме стонов, не ожидал ничего, иллюзий же никогда не питал, оттого и не познал боли потерь. Но что ж, антология так антология, порядочный автор антологий не минует и не презирает, а я точно пребывал тогда среди отстающих, не было ни одного моего рассказа в «Черной мессе», очередной составленной в 1991 году антологии Войтека Седенько. Кстати сказать, это я придумал название «Черная месса», и я был идейным вдохновителем этой «антиклерикальной» антологии. «Ха, — подумал я, — на этот раз не сдамся». Я взялся за дело и написал рассказ в определенные Земкевичем и Ингльотом сроки. Другие тоже написали. Для оценки и верификации того, подходят ли рассказы для антологии, была собрана специальная комиссия. Нынче я бы сказал: люстрационная. После отсеивания осталось… два рассказа. Два: «В воронке от бомбы» вашего покорного и «Хорошо в долине» Рафала Земкевича. А только из двух рассказов, как вы понимаете, антологию составить невозможно.
Планируемая антология предполагала авторские предуведомления к рассказам, объясняющие то и се. И рассказ «В воронке…» тоже был снабжен таким вступлением. Прикладываю его тут in extenso[12].
Наши фантастические антологии выработали уже две традиции. Во-первых, это написание рассказов в антологию в условиях Большого Пардубицкого[13] : то есть флаг вверх — и «ур-ра!», мчатся кони из загона. Самые быстрые занимают литерные места и получают титул «главного творца польской НФ». Остальные отстают в гонке или занимают места вне первого эшелона. Этим последним остается только копить силы для убийственных рецензий.
Вторая традиция — предварение рассказов авторским комментарием: автор объясняет, откуда у него такие идеи, что он хотел сказать, делает разные признания. Порой автор добавляет к рассказу эпиграф. Эпиграф должен убедить всех, что автор не только пишет, но порой и читает, причем умные книги, откуда и черпает свои эпиграфы.
Поэтому пусть и мне будет позволено снабдить рассказ комментарием, да и еще куда как длинным.
Давным-давно, когда я был молодым и небывало красивым брюнетом, вышла и наделала шуму книга Леопольда Тырманда, носившая название «Злой»[14]. И это не был — хотя казалось бы! — рассказ о том, как святой Агнешке явился Люцифер, или о том, как баба черта обдурила. Впрочем, всем ведь известно, о чем был «Злой», несмотря на тот факт, что довольно долгое время никто и не думал переиздавать бестселлер, поскольку автор, по мнению определенных людей, оказался еще хуже.
Но речь пойдет не о книге Тырманда, но о предисловии к ней, напечатанном на суперобложке. Суперобложка моего издания «Злого», увы, подверглась жестокому влиянию времени и персон, которые эту книгу читали. Но я помню один фрагмент предисловия. Критик, чью фамилию милостиво удалил из моей памяти склероз, написал примерно так: «Варшава из “Злого” не существует и не существовала никогда, подобно тому, как не существовал Лондон из “Трехгрошовой оперы”». Toutes proportions gardées[15], нижеследующим я уведомляю, что город Сувалки и его — в широком смысле — окрестности, описанные в рассказе «В воронке от бомбы», не существовали никогда, подобно тому, как не существовал Лондон из «Трехгрошовой оперы».
Это вступление к рассказу написано исключительно потому, что не годилось тут использовать эпиграф к «Королю Убю»[16] , ведь эпиграф к «Королю Убю» настолько известен, что нет смысла похваляться его знанием.
В то же время автор заявляет, что сходство со всем и ни с чем, что может следовать из рассказа, есть не чем иным, как случайностью и проистекает из того и сего. На вопрос: «Зачем все так?» — автор отвечает: «Чтобы было веселее».
Рассказ «В воронке от бомбы» вышел в 1993 году, в апрельском номере «Феникса». В 1994 году на «Полконе» в Люблине я был за него награжден «Зайделем». Так часто называют среди фанатов статуэтку, ежегодную награду имени Януша А. Зайделя.
«В воронке от бомбы»
