Время собирать виноград - [30]

— Зачем? — не вытерпел дед.

— Мне не известна цель сбора, — щелкнул каблуками адъютант (это означало, что разговоры излишни) и удалился с непроницаемым видом.

— И зачем только мы понадобились капитану? — Дед сразу же занялся разгадкой «тайны», приобретая таким образом возможность болтать сколько влезет. — Наверно, что-то очень важное, для нас тоже, иначе зачем ему терять время…

Сделав, как обычно, скоропалительные выводы из ситуации, он быстро и легко обосновал свое предположение, что Стоев привязался к нам и хочет нам помочь, остается лишь выяснить как, но и на этот вопрос дед нашел удовлетворивший его ответ.

— В роте Стоева есть грузовики, — придвинувшись к отцу, многозначительно зашептал он. — Что ему стоит посадить нас на один из них и увезти! Он может и за границу перебросить нас!

Дед все больше увлекался своей «догадкой», и самому ему очень хотелось поверить в нее. Чтобы убедить себя и других, он подкреплял ее примерами: уже давно исчез из города начальник жандармерии, а вчера военный комендант отправился куда-то на своей машине, ясно же, все бегут от сумятицы, которая начнется тут через неделю-другую. Ну а потом, потом опять вернется порядок, люди возьмут бразды правления в руки, и жизнь снова пойдет по-старому, нужно только эти несколько недель пересидеть в тени, подальше от глаз жаждущих расправы. Деда «занесло» так далеко, что он видел себя почти спасителем общества и уже предвкушал получение еще одного ордена — за бегство.

Но тут Мичка со своим непомерным любопытством и привычкой совать всюду свой нос внесла новый элемент в стройную систему деда. Не спрашивая ни у кого разрешения, она кинулась к отцу и залопотала, что в конце плодового сада, под дичками, неухоженными яблонями, нашли свежевскопанный кусок земли! Рыжий Кольо считает, что там зарыта бомба, и хочет сообщить об этом капитану, чтобы тот прислал саперов и проверил, так ли это, но она решила сначала предупредить господина управляющего.

— Не нужно, не нужно! — дед вскочил как ошпаренный. — Стой тут, и ни с места! Нет, позови моего кучера!

Вскоре оба, дед и кучер, вернулись с тремя тяжелыми чемоданами и затолкали их под кровать в соседней комнате. Отец смотрел на них с таким страдальческим выражением лица, будто они подложили под дом адскую машинку…

С этих пор единственной заботой дела стали чемоданы.

— Может, так оно и лучше, — успокаивал он себя. — Теперь я возьму их с собой.

Он носился с этой мыслью довольно долго, подкрепляя ее множеством наивных аргументов, подобранных со страстью, но едкий дух сомнения проникал в них и разъедал уверенность деда.

— Много ли места надо для трех чемоданов? — Дед пытался сохранить остатки оптимизма. — Грузовики большие, да и на чемоданы сесть можно…

Необходимость охранять чемоданы поставила перед дедом еще более сложные проблемы. Его бросало от полной растерянности к розовым надеждам, и в этой маете он пытался подступиться к отцу, ходил вокруг и около, чтобы заручиться его поддержкой, но ответом ему было ледяное безразличие. Отец безвозвратно погрузился во мрак отчаяния. Истерика, в которую впали окружающие, уже не касалась его, но независимо от его воли она мучила, теснила ему грудь, и помимо своей воли и желания он шел к тому, чтобы совершить свой героический поступок…

По аллее к дому двигались три фигуры, за ними на горизонте горел кроваво-красный закат с золотистым столбом посредине, похожим на фонтан (Мичка сказала, что завтра будет страшная гроза); на фоне кроваво-красного заката фигуры людей выглядели безнадежно черными, обведенными тонким прозрачным огненным сиянием; трое приближались к дому, кроваво-красный закат неподвижно висел за ними, и в неподвижную траву вокруг меня с неподвижных густых ветвей бесшумно падали мушки, оставляя в воздухе еле заметные следы.

Я зарылся с головой в канавку, почувствовал запах пыли и сожженного жарой пырея и, пока на аллее слышен был скрип песка под ногами, не двигался, не шевелился. Усталые, согбенные спины были мне знакомы — поп из ближайшего села Налбантларе, смотритель минеральных ванн господин Славчев и командир поста охраны поручик Чакыров. Они подошли к кустам малины, не спеша миновали беседку, в их позах и движениях была едва уловимая скованность обреченных, они оказались у входа в дом, и на них — на рясу, офицерский мундир и светло-синий штатский костюм — упала мозаичная тень вьюнка.

Мною никто не интересовался, я был оставлен, брошен всеми среди пустоты и безмолвия, передо мной горел безжалостный кроваво-красный закат, предвещавший страшную грозу. У Главных ворот блестел штык, в гостиной, наверно, уже усаживались за стол, а через какое-то время, когда погаснет закат, в сумерках раздастся легкое позвякивание шпор. День прошел как всегда, и так же как всегда наступала ночь, а меня угнетало предчувствие, нет, даже не предчувствие чего-то определенного, а какая-то безысходная слабость, замыкающая круг, не оставляющая даже надежды проникнуть за его пределы, — убийственно, непоправимо прямые аллеи с колючим гравием, пустота и безмолвие…

Я поплелся к дому, надеясь где-то в комнатах найти маму, которая уже летела навстречу позвякивающим в сумерках шпорам, — она умела одним взглядом, легкой беглой улыбкой успокоить меня, возвратить хоть немного сил и уверенности.