Время собирать виноград - [168]

— Как жить? — вернулся к затронутой теме режиссер. — А как получается.

— Получиться может все что угодно. Жизнь, дескать, одна, да и та короткая…

— Уж больно философский пошел разговор. — Режиссер поднялся. — Явно требуется еще бутылочка. Не то мы еще о смысле жизни начнем рассуждать.

Когда он вернулся из ванной, его ожидал новый сюрприз.

— Послушай, — поднял на него глаза сценарист. — Если мы с тобой порядочные люди, мы обязаны отказаться…

— От чего? От алкоголя?

— От фильма.

— Как это — отказаться? — не понял режиссер.

— А вот так. Отказываемся — и все. Я, во всяком случае, откажусь.

— С ума сошел!

— Тот сумасшедший был единственным человеком, кто отважился протестовать.

— Что-что? — не понял режиссер. — Да ты…

— Иван Вазов, — объяснил сценарист. — Роман «Под игом».

— Так то Вазов! Может, ты себя уже классиком вообразил? Откажется он!

— Я не классик. Но деньги верну.

— Да ты соображаешь, что говоришь! Треть картины отсняли, как это ты откажешься?

— Очень просто. Поеду в Софию и заберу сценарий. Завтра же. Это мое право, разве нет?

— И знаешь, что будет? Тебе измерят температуру и уложат в постель. А мне придется тут заканчивать съемки в одиночку.

— Не будешь ты заканчивать в одиночку, потому что завтра я еду в Софию. А ты честный человек, я тебя знаю.

— Черт-те что несешь! — рассердился режиссер. — «Честный человек»!.. Словно характеристику мне пишешь на должность ночного сторожа. Добавь еще, что я политически грамотный.

— Ты и впрямь грамотный, — сказал сценарист. — Сердись не сердись, но это так. Только малость трусоват.

— Зато у тебя крест за храбрость.

— Мы обязаны отказаться! — настаивал сценарист. — Пойми, полжизни уже прожито…

В комнате вновь возникло одинокое подсолнечное поле и молодая женщина, лежащая с открытыми глазами у самой кромки травы. Почему я не окликнул ее? — думал сценарист. Почему не остановил, не сбежал вниз… Почему не сказал ей хоть одно слово?

Он разлил вино по стаканам и подошел к окну — тьма поглотила прибрежный парк, силуэты деревьев еле угадывались, на улице не было ни души.

Зрители! — размышлял сценарист. Мы стали просто зрителями, рядом такое происходит, а мы и пальцем не шевельнем, не вмешаемся. Мы уже ни во что и никогда не вмешиваемся, только смотрим и молчим. Почему? Почему?..

— О чем задумался? — прервал его размышления режиссер.

— Она не согласилась, не пошла на сделку, но мы-то с тобой живы… — сказал сценарист, — Я знаю, как мне следует поступить. Теперь уже знаю.

Он заберет назад свой сценарий, он будет так же, как в самом начале, писать всерьез. Все компромиссы и увертки в его жизни, все случаи, когда он шел на полуложь и полуправду, сейчас обступили его, смотрели в глаза и ждали, чтобы он принял решение.

— На сей раз пути назад нет, — сказал он. — Пошли на вокзал?

Режиссер уставился на него, не понимая, всерьез ли это было сказано, потом поднял налитый до краев стакан и стал пристально рассматривать его на свет.

— Я понимаю тебя, — проговорил он, — но давай сперва закончим эту картину. Следующая будет такой, как ты хочешь.

— Нет. Мы обязаны отказаться от этой, она выдуманная, и, значит, в ней нет правды. Если начинать новую жизнь, так с чистыми руками.

— Почему ж ты не говорил этого, когда принимали сценарий? И зачем ты вообще его написал? И предложил? — Режиссер осушил стакан одним духом. — И что ты вообще думаешь? Что переделаешь мир? Что тебе устроят овацию? Орден дадут? Что ты вообразил о себе, за кого себя принимаешь? За Ивана Вазова? Уж не ты ли написал «Под игом»?..

— Когда мне было его писать? — усмехнулся сценарист. — Времени нет. Сам знаешь: время — деньги. Но сейчас я напишу! Если не сейчас, то уже никогда. Ясно? Если я не откажусь от этой картины, то уже никогда не напишу.

— Это еще не известно… — начал было режиссер.

— Так мы идем на вокзал или нет? — прервал сценарист, пристально глядя на него.

— На этот раз давай закроем глаза, а в следующий напишешь так, как хочется.

— Нет, — сказал сценарист. — Пошли!

— Сумасшедший, — покачал головой режиссер. — Погоди, я принесу еще бутылку.

Они снова осушили по стакану, вино стремительно разливалось по жилам и будоражило кровь.

— Так больше нельзя, понимаешь? — не отступался сценарист. — Нельзя так жить, надо по-человечески… Мы остановились, разве не видишь? Как только ухватили кость, так и остановились. Подумай сам… Нас волнует только наше собственное положение, ничего больше, неужели ты не замечаешь?

— Уж слишком ты принимаешь все близко к сердцу. А если по-другому и быть не может? Если это нормальный ход вещей, если мир так устроен, если это в человеке заложено…

— Неправда! Тебе просто хочется, чтобы было заложено. Выходит, в одного это заложено, а в другого нет? Так, что ли? В нас, выходит, заложено, а другие пропадай пропадом, да? Разве не видишь, что жизнь проходит мимо нас, а мы, вместо того чтобы идти с ней в ногу, прячемся от нее за громкими фразами! И за фильмами!.. Не видишь разве? Когда остаешься наедине с самим собой, ночью, а иной раз даже и днем, неужели ты не задаешься проклятыми вопросами, ни о чем себя не спрашиваешь? И сам себе не признаешься хоть иногда?