Время летних отпусков - [24]

— Здравствуй, Глеб, — ответила Анна Горелова.

Светлана с удивлением обнаружила, что не она, эта женщина, выглядит сейчас растерянной и удрученной, а он, Глеб стоял посреди комнаты ссутулившись и скользил взглядом по полу, по углам, избегая смотреть на обеих. Его тяготила эта встреча. Ему эта встреча действовала на нервы. И мешала начать деловой разговор, из-за которого он и зашел сюда.

Что же касается Анны Гореловой, то ее, кажется, непредвиденная встреча нисколько не обескуражила. Никакого смущения она не обнаруживала. И уходить не торопилась. Скрестив руки на rpуди, смотрела она на Глеба дружелюбно и безразлично… Нет, даже не безразлично, а — будто жалеючи. Свысока: с доступной при ее небольшом росте высоты…

«Что же все-таки произошло между ними?» — снова подумала Светлана.

Да, он рассказывал ей. Рассказывал путано, расплывчато, нехотя: «Тяжелый характер… Не сошлись характерами…»

А житейская мудрость гласила: «О таких делах всего не рассказывают. Всё — только они двое знают. И больше никто».

— Как там… дети? — небрежно осведомился Глеб.

— Ничего. Живут. Вот Светлана Ивановна обещает Генку в детский сад пристроить… Спасибо ей.

«Это она всерьез? Или — издевка?»

Впрочем, так или иначе, а Светлане надоело это представление. Она не обязана ни участвовать в нем, ни наблюдать. Здесь в конце концов служебный кабинет руководителя промысла. И сейчас — рабочее время.

Светлана нетерпеливо взглянула на часы.

Глеб Горелов заметил это движение и тоже с видом озабоченным посмотрел на часы.

— Я к вам насчет дожимной станции…

«К вам…» — одобрила Светлана.

Только Анна Горелова на часы смотреть не стала. Она вдруг шагнула к Глебу и подняла руку…

Голова его инстинктивно откинулась, отпрянула.

А Горелова отогнула замызганный, смятый и потный воротник его рубашки, поморщилась:

— Занеси, что ли… Постираю.

Усмехнулась:

— Все равно — делать нечего. В отпуск иду.

Когда она выходила из кабинета, Светлана ждала напряженно: не хлопнет ли дверью так, что окна — вдребезги? Но дверь притворила плотно и мягко.

— Я к вам насчет дожимной станции… — повторил Глеб.

«К вам?» — удивилась Светлана.

— С дожимной станцией дела плохи, — сухо сообщила она. — Трест отказал в деньгах. Будем, как говорится, изыскивать внутренние резервы — выворачивать карманы. Только много ли в них найдем? Инихов уже злорадствует…

— Найдем! — перебил ее Глеб. — У такого жмота, как товарищ Брызгалов, всегда что-нибудь в карманах заваляется. Или — за подкладкой.

Он понемногу оправлялся от только что пережитой встречи. В глазах уже появились веселые искорки. Судя по всему, Глеб Горелов пришел не с пустыми руками.

— Я сейчас был на техскладе. Смотрю, в углу — две железины. Из-под пыли не разберешь — то ли трубы, то ли еще что… Спрашиваю завскладом, а он говорит: «Это центробежные электропогружные насосы. Новые. Только никому про них говорить не велено — товарищ Николай Филиппович Брызгалов категорически не велел…» — А привезли их откуда? — «Не знаю, говорит. Может быть, с центрального склада выписали, а может быть, и так… без выписки».

Светлана недоуменно пожала плечами:

— Зачем же понадобились эти насосы, если они до сих пор валяются в пыли?

— В том-то и дело, что незачем! — еще больше развеселился Глеб. — Ведь электропогружные насосы для нашей Унь-Яги не годятся. Их применяют только для самых богатых, высокодебитных скважин. Это же не насосы, а страшная сила!.. Джегорцы за них все бы отдали, штаны бы с себя сняли: третий год не могут добиться — остродефицитное оборудование. А у Брызгалова они в заначке валяются — для коллекции.

Глеб, расхохотавшись, повалился на диван.

— Не вижу ничего смешного, — нахмурилась Светлана. — Если нам эти насосы не нужны, то их следует отдать джегорцам. И мы их отдадим.

— Что-о? — тотчас же вскочил с дивана Глеб. — Как отдадим?

— Очень просто: позвоню Уляшеву, скажу: забирайте. И все. Меня больше интересует вопрос о строительстве дожимной станции…

— Да не нужно нам теперь никакой станции! Ничего нам не нужно строить! Будем закачивать воду в скважины этими самыми центробежными насосами — прямо из речки…

Он только сейчас сообразил, что Светлана еще не понимает его идеи. Его гениальной идеи!

— Погоди, я тебе сейчас все объясню… — сказал Глеб.

«Тебе…» — оттаяла Светлана.

12

Над щетинистой кромкой леса возникает точка. Она растет, разбухает. Вот она уже перестала быть точкой и делается запятой — хвостик набок. Потом становится видно, как над этой запятой суматошно вертятся тонкие лопасти… И хотя на Унь-Яге все давно привыкли к этому небесному явлению, хотя и наблюдали это явление чуть ли не каждый день, однако по-прежнему задирали головы провожали глазами и разъясняли друг другу:

— Вертолет… С Джегора.

Или же:

— На Джегор…

Он всегда летал с Джегора или на Джегор, по одной и той же невидимой тропке, что пролегла над самой Унь-Ягой. Он летал над промыслом, над поселком. То выше, то ниже. Но всегда — мимо. Как и те караваны грузовых машин, которые день и ночь шли на Джегор и с Джегора мимо Унь-Яги. Мимо шли. Мимо…

И вот произошло непостижимое.

Вертолет безмятежно и весело катился своей дорогой, но, очутившись над Унь-Ягой, вдруг запнулся, притормозил в воздухе, туда-сюда повертелся и медлительным коршуном, отвесно — стал падать на промысел.