Время было - [4]

Мы долго ждали наш неповоротливый лифт, а он всё не хотел ехать. Я постепенно приходила в себя, было очень неудобно за эту истерику.

— Игнатус, — сказала я. — Что вы обо всём этом думаете?

— О чем именно?

— Паразит опасен для нас?

Я думала, он рассмеется, мол, какая глупость… Но Игнатус просто пожал плечами. Скафандры на плече всколыхнулись и зашевелили рукавами как зомби.

— Милочка, это я должен спросить. Вы — биолог, я — инженер.

— Но вы мудрый человек, наверно самый мудрый, кого я знаю, у вас большой жизненный опыт…

— У меня не было такого опыта, — покачал головой Игнатус. — Я работал в кольцах Сатурна, летал в экспедицию к Сириусу, строил зонды для Солнечной короны… Я нашел для себя три простых жизненных правила.

— Так-так? — заинтересовалась я.

— Правило первое: может быть всё. У любого события есть только вероятность. Она бывает высокая или мизерная, но шутка в том, что даже правильно вычислить эту вероятность мы не умеем. Лучшие физики будут трясти формулами и давать руку на отсечение, что зонд выдержит сорок тысяч градусов. А оказывается, в короне дикие вихревые токи, и зонд умирает ещё на подлёте. И зачем мне отсеченные руки физиков? И зачем мне физики без рук? Понимаете?

— Не очень…

— Попробую объяснить иначе. Мелисса, как вы оцениваете вероятность, что сюда долетит свет электрических фонарей с нашей далекой Земли?

— Ноль, разумеется. Три тысячи световых лет. В Древнем Риме не было фонарей.

— Однако вот он, — Игнатус Дюбуа указал на потолочные ленты.

Я опешила.

— Это совсем другое!

— Другое объяснение. А свет тот же. Согласен, его здесь быть не должно. Но он есть. Очень много невозможного случается просто потому, что мы рядом. Физика обожает наблюдателя, она сделает всё, чтобы его удивить.

Я задумалась.

— Второе правило, — продолжал Игнатус. — Рассчитывай только на себя. Тогда будешь расплачиваться за свои ошибки, а не чужие. Это хотя бы справедливо, вы согласны?

Я кивнула.

— Ну и последнее правило: всегда оставайся человеком.

— Даже если в тебе паразит?

— Он всегда с нами, — пошутил Игнатус. — А вот и лифт!

В лифте на всю стену висело объявление:

В связи с угрозой паразитического светляка категорически запрещается включать свет в каютах под страхом расстрела. О любом замеченном свечении просьба незамедлительно сообщать руководителю своей группы.

Капитан звездолета «Конрад Лоренц»

Марк Йоганн Кабрера

— Он с ума сошел? — возмутилась я. — Какой расстрел?!

Игнатус только пожал плечами:

— Поберегите нервы, Мила. Зачем нам свет этой ночью, все равно же спать? А утром появятся комментарии, тогда и разберемся.

Мне оставалось лишь признать, что Игнатус прав. От его спокойного рассудительного голоса я успокоилась. Мы шли по коридору третьей палубы, скафандры на плече Игнатуса мягко шуршали.

— Зачем вам скафандры, Игнатус? — спросила я.

— Выписал со склада себе, жене и дочке. Пусть лежат.

— Но зачем? — удивилась я.

— И вы с Аликом себе возьмите, — посоветовал Игнатус, — потом может не быть.

Я хотела уточнить, но впереди были голоса и свет распахнутой каюты. Кажется, это была каюта Клауса.

— Тут включили свет, нарушив указ капитана! — усмехнулась я.

— Причем, сам капитан… — добавил Игнатус, прислушиваясь.

Мы остановились на пороге. Посреди каюты стоял Клаус Фара, а вокруг столпились руководители групп: Шульц, Меламед, Агния Ли, Тагор и сам Марк Йоганн.

— Клаус! — возмущенно выговаривал он. — Как вообще могло такое прийти в голову?! Шульц, Агния, куда вы смотрели?!

— Я слежу за лагерем, а не за сотрудниками, — с достоинством ответила Агния Ли.

— Он со мной не советовался, — пояснил Шульц.

— Где эта пробирка?! — Марк Йоганн протянул руку. — Только не говори, что ты ее потерял!

Клаус надул щеки, открыл шкаф, достал пробирку, не глядя вручил Марку Йоганну жестом, полным презрения, и демонстративно отвернулся, скрестив руки на груди.

Марк Йоганн неспешно вынул свое любимое антикварное пенсне, нацепил на нос и принялся брезгливо разглядывать пробирку.

— Та самая пробирка? — произнес он звенящим шепотом.

— Да.

— Тот самый мертвый светляк? — просипел Марк Йоганн совсем тихо.

— Как видите!

— Я вижу только прогрызенную дырку на дне.

Клаус опешил. Он дернулся вперед, но Шульц и Джафар проворно схватили его за руки и заломили назад. Клаус не вырывался: он остолбенело смотрел на пробирку и только открывал и закрывал рот.

— Все наружу! — рявкнул Марк Йоганн. — Каюту опечатать! Клауса запереть в шлюз!

* * *

Ванда обвешивала меня датчиками, а в углу сидел Джафар Меламед, уткнувшись в свою планшетку — то ли читал, то ли разгадывал ребусы. Наконец Ванда закончила, села в кресло и уставилась в медицинский терминал.

— Имя, фамилия?

— Ванда, вы это сейчас серьезно? — опешила я.

Джафар поднял голову:

— Мелисса, всё серьезно. Вы были в той комнате дважды.

— Имя, фамилия? — без интонации повторила Ванда.

— Мелисса Вольская.

— Возраст?

— Двадцать пять.

— Место рождения?

— Талдом.

— Образование?

— Агротехнолог, бакалавриат, Техасский колледж.

— Если вы встанете на крыльце колледжа спиной к двери, что перед вами? Отвечать быстро! Быстро!

Я снова опешила.

— Во-первых, где вы там нашли крыльцо…

— Еще быстрее!!!