Время ангелов - [42]
— Тетушка! Тетушка! неужели? наконец-то! как мне вас благодарить! какая невероятная удача, что дядя Поль… что вы, тетушка, вынуждены были покинуть Египет и поселиться совсем рядом с Поссесьон! Поссесьон теперь к вашим услугам, все, что мое — ваше. Могу я вас поцеловать, тетушка?
Красивые руки, крепкие мускулы под полосатой рубашкой! На следующий день прислуга тети Урсулы-Поль меняла наволочку на мокрой от слез подушке. И вот, наконец, в апреле спозаранку принесли телеграмму от Эрнеста: «самолет 15 часов хорошие новости». Хорошие новости, что бы это значило?
— Вашему Эрнесту пора бы уже быть здесь.
— Он еще имеет наглость заставлять нас ждать? может, он к себе сначала отправился?
— Чтобы ванну принять?
— Может, и мне в ванну залезть?
— Я звоню, но женщина, которая мне отвечает, наверное, его жена, не понимает, о чем речь.
Дверь открылась.
— Это не он, Гонтран, это нотариус.
Эрнест жевал в ванне бутерброд, о! Вот уж он развлечется, доведет их до белого каления, посмотрит, как они будут извиваться у него на крючке, сначала он с радостным видом объявит, что их дорогой племянник жив. Пусть потомятся, поварятся в собственном соку. И лишь напоследок, такой у него план, он вытащит письмо Ахмеда Фуада Нассара. Он поднимался по улице. Что толку говорить: не летать людям наяву, что толку говорить: вот Катон, вот Валери идут за покупками, важно одно: их сердца крутятся как роторное колесо, стучат о ребра, замедляют ход, покрываются пеной: Гонтран! Гастон! все кончено! Твой голос! Я больше никогда его не услышу! Снова открывается дверь.
— Мсье Дюмон…
— Это не он, Гонтран, это чай.
Чай торжественно внесла Роза в красивом зеленом платье, упавшем ей с неба, и в белом фартуке, который она снимала и засовывала в угол, как только выходила из гостиной, из уважения к будущей мадам Будивилль. Когда мсье Дюмон действительно вошел, трефовый король сидел, надувшись, подперев голову, в широком кресле, куда смело опускал свой широкий зад: в первый день, вернувшись из больницы, он упал с табурета у пианино: зачем, скажите на милость, нам теперь пианино, если Барбара в джазовом оркестре играет на треугольнике? Мсье Дюмон загорел под египетским солнцем, наверное, ходил в набедренной повязке. — Мадам Б. не изменилась, все тот же мучнистый цвет лица, а мсье Б. словно смотрит поверх голов на серые панели. И хлыст, по-прежнему, лежит на Библии.
— Итак, мсье Дюбуа… Выполнили ли вы в итоге, мсье Дюбуа, наше поручение. Мы оплатили вам прекрасное путешествие, мсье Дюбуа.
Тот многозначительно похлопал по портфелю.
— Нет, я не могу, давай ты, Жюль.
Жюль быстро залез в портфель и вынул зубную щетку, у Жюля, кстати, очень ловкие пальцы, он ловит мух и сажает в самодельные клетки. Как они жужжат! Он тоже жужжал у себя в комнате, кто сказал, что он не умеет говорить? он разговаривал с мухами.
— Зубная щетка.
— Что? Вы издеваетесь над нами, мсье Дюбуа?
«Я разве что-то ему сказал?»
— Нет же, мсье Будивилль.
«Еще как издеваюсь».
— Мсье Дюбуа… Умоляю вас, говорите. Знаете, если бы я не был… болен, я бы вас взял за грудки.
— Гонтран!
— Вы смотрите на меня? нет, хватит, перестаньте.
Он обхватил голову руками, боже, как это унизительно!
— Мсье Дюбуа, уф! Дюмон, давайте уже покончим с этим. Вы, разумеется, засвидетельствовали смерть нашего племянника в консульстве?
— Мне нужно кое-что объяснить…
— Что еще, черт побери?
— Гонтран!
— Мсье Дюбуа, вы видите, я спокоен. Итак, где документ?
— Мсье Будивилль, мне нужно вам кое-что объяснить… я с радостью сообщаю вам, что ваш дорогой племянник, мсье Оноре Будивилль, да, я нашел его след, ошибки быть не может, еще полгода назад мсье Оноре находился в полном здравии.
Да… я… я счастлив сообщить вам это…
Нотариус старательно водил карандашом по бумаге.
— Что ж, мсье Будивилль, раз дело ясное, я вам больше не нужен?
— Проклятье! с меня довольно. Пока вы там прохлаждались на берегах Нила, я, больной человек, сам отсюда занимался поисками и кое-что обнаружил. Взгляните, господин нотариус, разве это письмо не доказывает неопровержимым образом смерть нашего дорогого несчастного племянника?
Гонтран встал, прядь на затылке торчком, и все вдруг заметили, что она — седая.
— У меня здесь письмо с печатями консульства…
Письмо? от кого? какое письмо? Но как же… и его не мсье Дюмон привез?
— К поездке мсье Дюмона это письмо не имеет никакого отношения. Я получил его лично, от одного из моих корреспондентов в Египте. Да… я веду там довольно важные дела… Все законно. Так вот, оно написано свидетелем смерти Оноре.
— Погиб во время кораблекрушения?
— Как?! мы зря ему оплатили поездку?! я всегда говорила…
— Нет, не при кораблекрушении, Оноре умер…
— Мсье Будивилль! подождите! я же не закончил! Подождите!
— Вы знаете, кто вы, мсье? вы — мошенник. Вас отправляют в Египет, а вы… Тихо! вот доказательство, я получил его вчера, я ничего не говорил, чтобы понаблюдать, как вы запутаетесь, нет, замолчите, я не желаю слушать ваши объяснения. И вы тоже, Сиприен, замолчите.
Сиприен открыл было рот, покосился на письмо, махнул неопределенно рукой, погладил лысый череп, улыбнулся неизвестно чему, облокотился на стул Валери и неожиданно пихнул ее в бок. Как? И Валери еще здесь?
Мир романа «Духи земли» не выдуман, Катрин Колом описывала то, что видела. Вероятно, она обладала особым зрением, фасеточными глазами с десятками тысяч линз, улавливающими то, что недоступно обычному человеческому глазу: тайное, потустороннее. Колом буднично рассказывает о мертвеце, летающем вдоль коридоров по своим прозрачным делам, о юных покойницах, спускающихся по лестнице за последним стаканом воды, о тринадцатилетнем мальчике с проломленной грудью, сопровождающем гробы на погост. Неуклюжие девственницы спотыкаются на садовых тропинках о единорогов, которых невозможно не заметить.
«Замки детства» — роман о гибели старой европейской культуры, показанной на примере одного швейцарского городка. К. Колом до подробнейших деталей воссоздает мир швейцарской провинции накануне мировых катастроф. Мир жестокий и бесконечно прекрасный. Мир, играющий самыми яркими красками под лучами заходящего солнца. Мир, в котором безраздельно царит смерть.
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.
Книга «Пустой амулет» завершает собрание рассказов Пола Боулза. Место действия — не только Марокко, но и другие страны, которые Боулз, страстный путешественник, посещал: Тайланд, Мали, Шри-Ланка.«Пустой амулет» — это сборник самых поздних рассказов писателя. Пол Боулз стал сухим и очень точным. Его тексты последних лет — это модернистские притчи с набором традиционных тем: любовь, преданность, воровство. Но появилось и что-то характерно новое — иллюзорность. Действительно, когда достигаешь точки, возврат из которой уже не возможен, в принципе-то, можно умереть.
Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.